– А никакого нового стишка наш мальчик не выучил?
Ребенок только ложку с супом ко рту поднесет, как эта фря к нему с вопросами. Он через раз от бабули голодным возвращался, потому что тоже должен был отчет перед ней держать, как и дочка.
Ну, ничего! Он им теперь покажет! Хватит, натерпелся! Светку под замок, а эту суку…
По этой старой бабе давно ведь могила плачет, чего она все живет и живет? Может, в психушку ее отправить, а? Связей у него предостаточно, деньги тоже есть. Может…
– Глеб, тебе не хватит? – Света осторожно тронула его за руку, в которой он зажал пятую по счету рюмку. – Ты опьянел!
– Хочу, дорогая, и пьянею! – отрезал он и выпил. – Машину ты водить умеешь, довезешь мужа. А Ванечка…
Тот вскинул васильковые, как у матери, глазенки на отца.
– А Ванечка сегодня останется у бабушки.
– Почему???
Обе вытянули шеи, как гусыни, уставившись на него в недоумении. И Глеб вдруг обнаружил, что Светка жутко похожа на свою мать. И ростом такая же маленькая, и глаза у них одинакового цвета, щеки, подбородок, все одинаковое. Как же он это раньше-то…
Ведь если он доживет со Светкой до старости, то она будет вылитая теща! А этого он точно не переживет. Нет, надо избавляться сразу от обеих.
– Глебушко, а я вам рассказывала о своей соседке? – вдруг совершенно не к месту ляпнула Наталья Ивановна, погладив внука по голове и разрешив ему остаться у нее на ночь. – Кристиночка Назарова, помните?
– Нет, не помню, – неучтиво отрезал он и с пьяного глаза нашел еще одно сходство своей жены с тещей – родинка над левой бровью, бр-рр. – А что с ней не так? Что-то случилось с Кристиной этой вашей Назаровой?
– Нет, нет, что вы, упаси, господи! – И она начала неистово креститься, хотя, сука, ни разу в церкви не была, креста не носила и ни одной иконы не имела в доме. – Она просто очень славная девушка, живет одна этажом выше, и у нее такой характер…
– Какой?
Ему не было никакого дела до посторонней девушки, ему бы теперь с этими двумя бабами разобраться. Но он исправно играл роль хорошего мужа на глазах у сына, потому что не мог иначе. Тот стрелял время от времени испуганными глазенками, не понимая, почему папа пьет водку, а мама при этом выглядит расстроенной.
– У нее очень славный независимый характер! – верещала теща, подкладывая ему в тарелку кусок за куском зловонного рыбьего пирога. – Он прямо… Уж прости меня, Светуля, прямо тебе подходит, Глебушко.
– Кто? – не понял он, сморщившись от неприятного запаха начинки.
– И характер ее, и Кристина сама. Она прямо создана для тебя, Глебушко!
– Мама! – взвыла Света и выскочила из-за стола.
– Создана, говоришь? – скулы у Глеба заходили ходуном. – Для меня, стало быть, создана твоя соседка?
– Да что ты? – она глупо захихикала. – Это я так, образно…
– А я нет. – Он вскочил, опрокинув стул, и тут же заметил, как испуганно вжал головенку в плечи его ни в чем не повинный сын. Но остановиться уже не мог. – В какой квартире она живет?!
– В восемнадцатой. А что?
– А ничего. – Глеб двинулся к выходу. – Пойду знакомиться. Может, что получится. К тому же у меня сегодня… такой шикарный узел на галстуке, в гроб вашу душу мать!
Он очень грубо оттолкнул Светку от входной двери. Оттолкнул так, что она отлетела и стукнулась головой о стену и захныкала. Ванька тут же заревел. А вот тещенька, как ни странно, молчала. И улыбалась ему вслед, старая коварная гадина.
Это что могло значить? Это значило то, что все идет, как она задумала! Она задумала развести его со Светкой и свести со своей соседкой. Решила похлопотать о зяте напоследок. Чтобы, значит, он не почувствовал себя одиноким, когда жена соберется в очередной раз его бросить. Светка ведь наверняка отчиталась маме о том страшном дне. И о слезах его, наверное, тоже рассказала… сука! И еще, чтобы зять в хорошие руки попал и Ванечка мог навещать папу при случае…
Господи! Как он жил все это время?! С кем жил?! Во имя чего жил?! Кем был? Слепцом!!! Или… рогоносцем?!
Дверь восемнадцатой квартиры открылась не сразу. Он долго жал кнопку звонка. Понял по пропавшей стреле света из дверного глазка, что его рассматривают. Долго это продолжалось. Или показалось ему так. Потом она открыла.
– Здрассте, – поздоровалась высокая темноволосая девушка, стоящая на пороге своей квартиры в широченной нелепой кофте до колен и босиком. – Вам кого?
И она вдруг брезгливо поморщилась, когда он вздохнул и выдохнул в ее сторону.
Перегаром от него несет, понял Карпов и устыдился. Напился, как свинья, со своего мужского горя. Притащился к постороннему человеку, который ни сном ни духом о его проблемах. Вытащил из постели, наверняка. Больно уж кофта чудная на ней надета, да босиком еще.
– Что это на вас надето? – прищурился вдруг Карпов, внимательно рассматривая широченную кофту без рукавов, яркого лимонного цвета с коричневой орхидеей по подолу.
– На мне? – она растерялась. – Туника. А что?
– А я решил, ночная рубашка. Извините, думал, разбудил.
– В Москве полдень, – напомнила она и чуть отступила, когда он в очередной раз обдал ее запахом перегара. – Вам чего нужно-то, уважаемый? Я вас знаю?
– А чего вы незнакомым мужикам дверь открываете? – огорчился он вдруг. – Кругом зверья полно. Вы одна живете…
– Откуда знаете?! – перепугалась она так очевидно, что он снова устыдился и тещу проклял. – Погодите, погодите… Кажется… Вы зять Натальи Ивановны! Глеб, точно!
– Глеб, точно, – выдохнул он с облегчением, но теперь уже в сторону. – А вы Кристина. Извините, что приперся. Она сказала… Я и пришел.
– Что она сказала такого, что вы решились на визит?
И вот тут он вдруг по блеску в ее умненьких серых глазках понял, что она в курсе. Эта очень высокая и очень симпатичная девушка, живущая одна этажом выше его тещи, обо всем знает.
А о чем обо всем?
– Поговорим? – спросил Карпов и, не дожидаясь приглашения, шагнул внутрь ее квартиры.
Когда она рассматривала его в дверной глазок, он показался ей отвратительным. Странно, что раньше, провожая их семейство взглядом от подъезда до машины или от машины до подъезда, она находила его привлекательным. А Светлану – дочь Натальи Ивановны – серой, невзрачной и очень бледной рядом с ним. А потом…
Потом, когда открыла ему и поговорила непонятно о чем, вдруг снова понравился.
Добротный мужик, как сказал бы ее папа!
Высоченный, где-то метр девяносто. Ничего лишнего в фигуре, хотя к его возрасту мужики уже животами обзаводятся.
Каким был его возраст, она понятия не имела, его сын собирался в этом году в школу идти, значит, Глебу далеко за тридцать. И животу пора вырасти, а его у него не было. Что опять же говорило в его пользу.