Она ведь и телефон запросто может с тумбочки свернуть так, что он во все стороны разлетится. А под подушку что проку его прятать? Не услышит.
Потом Галка обрадовала. Позвонила и виноватым тоном сообщила, что нет в отделе кадров Светкиной трудовой книжки.
– Как нет?
– Вот так!
– А в карточке смотрела? Личная карточка же при приеме на каждого заполняется, и туда вносят данные трудовой…
– Ах ты, умная какая нашлась! – перебила ее Галка сердито. – И карточки нету!
– Да ты что?!
– Вот и то.
– А как объясняют?
– Оль, ты чё, совсем, да?! – совсем уж расстроилась Галка. – Я что, вопросы стану задавать, да? Чтобы они тут же Стасу отзвонили и он меня за шиворот и за ворота, да? Я попросила данные трудовой, изворачивалась как могла. Врала напропалую! И про страховку медицинскую, и про паспорт заграничный, и еще бог знает что несла. Вроде поверили, при мне стали смотреть. А нету ничего, Оленька! Ни книжки трудовой, ни карточки!
– Ничего себе! – присвистнула Оля. – Это ведь нарушение!
– Знаю.
– Если комиссия…
– Оль, не неси вздора! Думаю, что все эти бумаги у Стаса в сейфе. И держит он их там для того, чтобы никто в документы его великолепной супруги носа не совал. И если случится комиссия, он быстро все на место положит.
– В сейфе, говоришь?..
Ключи от нижнего отдела сейфа, где обычно хранились не столь ценные бумаги, которые желательно было бы сокрыть от глаза случайного и постороннего, всегда были у секретарши. От двух верхних отделов – нет, только у Стаса. А вот от нижнего…
– Галь, а у тебя разве нет ключей от нижнего отдела?
– И что дальше? – отозвалась та насупленно. – Ключи он мне дал, но даже, Оль, и не думай!
– Галь! Ну, Галя!.. Ты понимаешь, что…
– Все я понимаю, но и ты меня пойми, милая моя, если он меня застанет за этим делом, удавит без суда и следствия. Он сейчас вообще… Я его никогда таким не видела, никогда!
– Даже когда у него Тихонов контракт на три миллиона долларов увел? – не поверила Оля.
Что тогда творил Стас, а случилось это незадолго до их с Ольгой расставания, страшно было вспомнить. Посуду в кабинете перебил всю и делал это, кажется, с удовольствием. Чашки и блюдца летели об стену, досталось даже серебряному подносу и бутербродам, которыми Ольга намеревалась его накормить. Шутка ли, два дня человек ничего не ел! Не накормила: бутерброды разлетелись колбасными лепестками по углам.
Потом ему кто-то сообщил, что человек, намеревающийся заключить с ним контракт, изначально блефовал. Что состоял не только в сговоре с Тихоновым, но будто бы и в родстве. И Стас сразу успокоился, снова начал улыбаться. А потом ушел от Ольги. Навсегда ушел.
– Ты знаешь, Оль, – начала вспоминать Галка, звучно прихлебывая кофе (за рабочий день она могла выхлестать канистру). – Он тогда бесновался, да?
– Ну!
– А сейчас его бешенство тихое какое-то, но от этого еще более страшное. Лучше бы орал, что ли. А то молчит! Молчит и смотрит.
– Как смотрит?
Оля попыталась вспомнить, как именно мог смотреть Стас, когда бесился и при этом молчал. Не получилось. Не случалось этого с ним в их общей жизни.
– Перед собой. Смотрит в одну точку и все. Жутко!.. А ты говоришь, в сейф лезь! Да он меня, застукает если, просто там же и положит.
– Уезжать он, конечно же, никуда не собирается?
– С ума сошла? От Светки? Она будто бы только в сознание приходить начала. Он из больницы не вылезает.
– А она ничего не вспомнила? – с надеждой спросила Оля, заливая воду в кофеварку.
Когда Галка так вот смачно прихлебывала, ей тоже всегда хотелось кофе. Даже если и не собиралась пять минут назад, то стоило Галке прийти к ней в приемную и взять в руки чашку, Оля тут же присоединялась. Умела та пить вкусно и с удовольствием.
– Не знаю, – понизила голос до шепота Галка. – Кто говорит, что не помнит она ничего. Кто утверждает, что не видела нападавшего. Только…
– Ну!
– Только один человечек шепнул мне, что молчит Светлана из желания покрыть преступника. И я вот что думаю, Оль… – Галина с кем-то позубоскалила в приемной минуту, потом снова вернулась к разговору. – Я что думаю. Оль, может, и Стас оттого в таком тихом бешенстве пребывает, а?
– Отчего «оттого»?
Она не сразу поняла, потому что прослушала, а прослушала потому, что кофе упустила, и тот побежал огненной струйкой мимо чашки.
– Оттого, что Светка молчит!
– Так она и правда может не помнить, – Оля заступилась за бывшую подругу, хотя никакого желания не было ее защищать. По привычке, что ли…
– Ага! Всех и про все помнит, а про нападавшего не помнит!
– Могла не видеть, сама сказала.
– Все удары были нанесены спереди, а не со спины, так экспертиза утверждает. Поняла, балда?!
– Ну… Темно же было, – все еще не сдавалась Оля, и снова с большой неохотой и по старой привычке.
– Темно было на улице, но не возле твоего подъезда. Можешь вспомнить, когда там у тебя последний раз свет не горел?
Этого Оля вспомнить не могла. Не ахти какое, но освещение почти всегда имелось. И следили за этим строго.
– Вот и я о том же. Покрывает она кого-то, Оль, точно тебе говорю.
– С целью?
– Не знаю, – фыркнула Галка и тут же начала прощаться. – Ладно, машина Стаса подъехала, давай, пока. Еще позвоню…
Договорились о связи на вечер. Как только Ольге от Тихонова удастся отделаться, так они и созвонятся.
Но Тихонов вдруг не пришел. Мало этого: он не подходил к телефону, молчал и домашний, и прямой рабочий. А в приемной, на Ольгином рабочем месте, оказалась какая-то девушка, которая прочирикала ей птичьей нежной трелью, что Георгия Сергеевича нет и не будет в ближайшие несколько дней. И мобильный его, как полагается, оказался отключенным.
Так-то вот! Мечтала от него отделаться, а когда получилось само собой, вдруг поскучнела.
И что она без него? Куда пойдет, что узнает? У него хотя бы связи, а у нее? У нее даже копии трудовой книжки своей подруги нет, с чего можно было бы начать поиски человека, которого Светка вдруг отказалась вспоминать.
И к родителям ее не пойдешь. Им то уж точно сообщили, что Ольга – главная подозреваемая.
– Короче, утро началось с провала, – проворчала она, выбрасывая кофейную гущу в мусорное ведро. – Хоть и герань не стоит на подоконнике, н-да…
На подоконниках у нее ничего никогда не стояло. Цветов она принципиально не заводила, заведомо зная, что непременно станет забывать их поливать. Потом их, кажется, надо было подкармливать чем-то, пересаживать, и делать это непременно на молодой луне, а то не примутся. И соседствовать на подоконниках они должны как-то по-особенному, не затеняя друг друга, не мешаясь, не нанося вреда.