— Да, да, пожалуйста, — произнесла Лена сипло, сжимаясь под их взглядами, словно от удара.
Володя назвал ей число и на всякий случай уточнил график того дня:
— С утра вы напросились с Григорием Ивановичем в город. У него в тот день был Административный Совет, назначенный на девять утра. Вам было нужно?..
Володя уставился на нее вопросительно. Продолжай, мол, что было нужно в городе в такую-то рань?
— Я… Я сейчас уже и не помню!.. Все-таки две недели прошло… Это срок, знаете ли… — забормотала она, опуская голову и принимаясь рассматривать свои ногти. — Вот если бы раньше, то тогда…
— Ты уж вспомни, дорогая! Так нужно, так нужно, ты себе не представляешь как!
Писарев перегнулся через стол и вытянул в ее сторону руку с растопыренной пятерней. Будто намеревался достать ее сейчас, ухватить покрепче за шею и стиснуть, чтобы выдавить из нее всю правду. Выражение лица его при этом было почти обыденным… для стороннего наблюдателя. Но ни Володю, ни Елену Писареву эта молчаливая мягкость обмануть не могла.
Он ее убьет!!! Убьет, если она соврет! И убьет наверняка, если узнает правду!
Приблизительно это промелькнуло одновременно на лицах обоих.
Убью! Или до смерти замучаю! Красноречиво обещал затуманенный благодушием взгляд Писарева. Так что лучше говори…
— Я… Я в то утро… — Лена беззвучно заплакала, стиснув кулачки на коленках. Кстати, будто для казни вырядилась в это утро во все белое. — Я отпустила водителя, договорившись с ним встретиться в два часа дня, а сама… Сама…
— Леночка, детка, ты говорила бы, что ли, по-хорошему, а! — совсем чуть-чуть повысил голос Писарев. — Про то, как и с кем ты проводила время в то утро, говорить мы с тобой будем отдельно и уже без свидетелей. Меня интересует сейчас другое…
— Что?! — она подняла в надежде на него потерянные несчастные глаза. — Гришенька, милый, ты только не подумай… Я не… Я только тебя люблю! Я…
— Где ты оставляла мою машину в то утро, сука?! — взревел Писарев, наконец не выдержав ее испуганного лепета. — Ты отпустила водителя, так?!
— Т-так, — заикаясь, проговорила она и кивнула головой, едва не стукнувшись в грудь подбородком.
— И отправилась потом по своим делам, так?!
На этот раз она лишь кивнула едва заметно.
— Меня интересует, сука, где была моя машина с моей одеждой и кепкой, пока ты справляла свою малую нужду?! Где была моя машина?! Отвечай, мать твою!!! Отвечай или убью тебя сейчас!!!
Орал Писарев все больше для того, чтобы страху на нее нагнать, и еще от бешенства. История-то, кажется, обрастает все новыми и новыми подробностями. Смогут ли они, узнав от Ленки детали: где и на кого она оставила машину, соединить потом с Володей все в один крепкий тугой узел?
Это был еще тот вопросец…
— Машину? Машину я загнала в автосервис, — вдруг произнесла она совершенно ровным голосом, будто не тряслась и не заикалась пару минут назад.
— Зачем? В какой автосервис? — продолжал бесноваться Писарев, пропустив совсем тот момент, как моментально насторожился Володя.
— Давно пора было масло поменять. Это мне водитель сказал. Он в этот день как раз и собирался это сделать, пока у тебя был Административный Совет. И время уже назначил, его там ждать должны были. Это по адресу… — Ленка скороговоркой пробормотала адрес, будто зачитывала его по бумажке. — Он хотел сам, сказал, что договорился… Но мне нужна была машина, и я вызвалась сама ее отогнать туда. А его отпустила…
— Отпустила она! — фыркнул Писарев. — А сама где была все то время, что масло меняли? Кого умасливала?! Рога мне надумала наставить, сучка безродная?! Убью!!! Убью и тебя, и кобеля твоего!!!
— Гришенька… — Ленка подняла на него полные муки глаза и замотала головой из стороны в сторону. — Нет никакого кобеля… Нет и не было.
— Где же ты была тогда? — и верил, и не верил ей Писарев.
С одной стороны, верить очень хотелось.
Ну, не нужны ему были сейчас еще и эти проблемы. Разбираться, отслеживать, призывать к ответу… Ох, господи! Ну, до этого ли ему сейчас?!
А с другой стороны, поверить было трудно. Чего, спрашивается, скрывала. Чего пряталась. И водителя отпустила зачем.
— При нем говорить не стану, — вдруг заупрямилась Ленка, когда Писарев стал уж очень откровенен в своих угрозах. — Пускай он уйдет!
— Ага! Щщас, разбежался! Это ты пошла вон отсюда! Иди и сиди в своей комнате. Сиди и жди меня. Как освобожусь, приду. Все, ступай!..
Дважды ей повторять было не нужно. Она вскочила, подхватила с подоконника поднос с посудой и, ни на кого не глядя, почти бегом покинула кабинет.
— Как думаешь, что скрывает? — спросил Писарев у Володи, равнодушно глядя вслед своей жене.
— Не то, что мы оба подумали, скорее всего, — произнес Володя задумчиво. — Какую-нибудь ерунду скрывает, типа сеанса липосакции или консультации по увеличению груди. Эти модели, они же помешаны на своей внешности. Елену чаша сия не миновала. Я тут немного посмотрел в ее вещах, как вы велели.
— Молодец!
— Так вот там полно журналов по этой вот чепухе. И прайс-лист какого-то косметического кабинета сомнительного, правда, профиля. Как можно, скажите мне на милость, путем массажа увеличить размер груди с первого до третьего? Чушь же…
— Это у нее в сумке валялось? — брови Писарева надломились в жалостливом изумлении. — Вот дура баба! Чем только от безделья не займешься, Володя. Ребенка ей, что ли, сделать? Как думаешь?..
— По этому поводу ничего. А вот по тому, что касается нашего с вами дела у меня теперь, после откровений вашей супруги, мыслей появилось множество. — И Володя снова принялся перебирать лежащие у него на коленях бумаги. — Что мы с вами имеем, Григорий Иванович, на данный момент?
— На данный момент имеют только нас с тобой, Володя, — пошутил тот без особой радости. — Ну, давай, давай, излагай, а я послушаю…
Работа, которую начальник службы безопасности Писарева Григория Ивановича провел за минувшие дни, была колоссальной.
Ему удалось узнать почти все о погибшей.
О том, что звали ее — Марина Хабарова. О том, что работала главным врачом в санатории за городом. Местечко называлось «Солнечные ключи». Володя даже разжился сведениями о том, что дама эта не особенно отягощала себя супружескими обязательствами в плане верности. Изменяла мужу напропалую как с пациентами, так и с посторонними совершенно людьми. Среди последних фигурировал и Дугов Николай Иванович — свободный художник, проживающий по соседству с санаторием. Были и другие, но о них ему пока ничего не было известно.
— Бедный мужик! — невольно воскликнул Писарев, снова вглядываясь в фотографии, которые достал из запирающегося ящика своего письменного стола. — Как же он все это перенес?