— И напомню! Черт бы тебя побрал! — Милочка сжала кулачки и со слезой в голосе продолжила: — Плюс к тому же обеспечил тебя жильем, выдернув из лап этих вокзальных негодяев! Да к тому же содержал тебя почти полгода, когда ты была не в состоянии заработать себе на жизнь!
— Ага, — обрадованно подхватила Ксюша. — Плюс к тому же выплата долга за его меценатство только вчера закончилась. И жилье мое, дорогая Мила, всего лишь жалкая девятиметровка в коммунальной квартире. За которую, подчеркиваю особо, я плачу ровно столько же, сколько за свою бывшую трехкомнатную квартиру…
— Но ты же сама знаешь, что это из-за того, что твоя коммуналка расположена в самом центре, — попыталась возразить Милочка, но сделала это как-то не очень уверенно, отчего Ксюша сделала вывод, что супруг с ней не особенно откровенен. — И… ему самому пришлось нелегко, выбивая ее для тебя…
— Ух ты! Оказывается, он хороший! Ой, дура я, дура! Максимка такой хороший, а я его… — дурашливо запричитала Ксюша, обхватив голову руками.
— Какая ты… — Милочка всхлипнула и, всплеснув руками, обессиленно опустилась прямо на арбузную кучу.
— Какая? — прищурилась подруга, сдувая с глаз упавшую прядь.
— Злая ты стала…
— А какая бы ты стала с металлической пластинкой в голове? Что бы с тобой было, с такой нежной, если бы на твоих глазах в упор расстреляли твоего любимого?..
— Я все понимаю… Я все понимаю… — зашептала Милочка, смахивая с розовых щечек слезы. — Но мы-то с Леркой здесь при чем?! Мы же тебя любим! А ты сторонишься нас! Сколько мы тебя просили пожить у нас после того, как…
— Я не желаю больше об этом говорить! — Ксюша встала со стульчика и свысока, как бывало когда-то, посмотрела на подругу. — Утри слезы и уходи. И еще прошу… Оставьте меня в покое. Нет меня больше, понимаешь?! Нет!!! Я умерла вместе с Игорем…
— Но Виктор! — попыталась возразить Милочка и тут же была схвачена сильной рукой за предплечье. — Ты чего?! Мне же больно!..
— Вали отсюда, Милка. Прошу пока по-хорошему… — Угольные глаза Ксении прожигали подругу насквозь, и той на минуту показалось, что она ее сейчас ударит. — И не смейте больше лезть в мою жизнь! Слышите, вы все?! Не смейте!!! А сейчас пошла вон…
Спотыкаясь на высоких каблучках открытых танталеток, утирая влажные ладони о подол помятого сарафанчика, Милочка побрела к своей машине, ярко-алой «Субару» — недавнему подарку супруга, которого Ксюша отчего-то окрестила мерзавцем. На ходу она продолжала всхлипывать, всплескивать руками и что-то еще говорить, причитать, очевидно пытаясь увещевать свою несговорчивую подругу. Но убеждала-то скорее всего себя, стараясь не оставлять в сердце места для обиды и горечи, невольно пробуждающихся при каждой их встрече. Не имела она права ни судить, ни обижаться на Ксению. Все, чего ей хотелось, так это помочь ей. Помочь обрести самое себя. Стать такой, какой она была прежде: сильной, несгибаемой, уверенной в себе. А не той, которая сейчас: опустошенной, озлобленной и… равнодушной.
— Оставь ее, Милочка, — всхлипывала всякий раз на ее плече Валерия, их третья подруга. — Дай ей время. Она сама должна найти в себе силы. Мы ничего не сможем сделать…
— Да?! Я должна сидеть и смотреть, как она превращается в ничто?! Как глаза ее тухнут, взгляд меркнет, сердце останавливается?! Я так не могу! Я должна ей помочь!..
Может быть, Милочка излишне сгущала краски, давая оценку теперешнему состоянию Ксюши, но одно несомненно — она не успокаивалась, пытаясь пробиться сквозь ее ледяной панцирь. Раз за разом, день за днем она ездила на этот участок дороги, где подруга вела торговлю фруктами, и пыталась ее уговорить.
Но Ксюша была весьма крепким орешком. Она смеялась ей в лицо, порой и оскорбляла. Цинично вываливала в грязи все добрые помыслы Милочки, буквально открещиваясь от их многолетней и верной дружбы. Что за протест выражала тем самым Ксеня, бедной Милочке было невдомек, она не очень-то и хотела копаться во всем этом. Она просто не оставляла своих попыток вернуть подругу к жизни, и все. Все остальное было ей неважно…
Одна секунда… Вторая… Негромкий хлопок, и Игорь падает к ее ногам. Ее любимого мужчины, мужчины, за которым она была готова пойти на край света, больше нет. Все кончено… Не будет больше его смеха, его жарких слов любви, его безграничного доверия. Ничего этого больше не будет…
Остановившимся взглядом она смотрит на его тело и медленно поднимает глаза. Маленькая черная точка дула пистолета пляшет в нервной руке ухмыляющегося парня. Почему-то ничто так отчетливо не запомнилось, как грязная каемка под его ногтями и еще эта жуткая ухмылка. Так, должно быть, ухмыляется знаменитая дама в саване, с косой на плече. Криво так, устрашающе и в то же время ободряюще. Не бойся, мол, ничего. Смело вступай на новый путь, где совсем другой отсчет времени. Где нет боли и страха…
С этим Ксюша не могла не согласиться. Время действительно остановилось. Страха тоже почти не было. Вернее, он присутствовал, но ранее, когда они с Игорем собирались, лихорадочно хватая все, что попадалось под руку. Сейчас же осталось лишь недоумение и неверие в то, что какой-то оборванный парень с явными признаками наркомании может лишить ее жизни. Той жизни, что даровали ей ее родители. Той, что она собиралась прожить на всю катушку без остатка. И умереть надеялась в глубокой старости в собственной постели, а не издохнуть так вот нелепо, с дыркой в голове, у ног какого-то дегенерата.
— Э-эй! — шепотом позвал ее киллер. — Гуд-бай…
Это были последние слова в той жизни. Последнее, что она слышала, доживая свой век. Потом ее не стало…
Ксюша оторвала взгляд от их с Игорем фотографии на стене и тяжело вздохнула. Тот парень простился с ней, а заодно и за нее со всеми одновременно. Пусть врачи долгое время бились, пытаясь вдохнуть жизнь в ее ослабевшее тело. А потом она была окружена вниманием, заботой и любовью своих друзей. Она-то точно знала, что ее уже нет. Существовала непонятная субстанция из мяса, костей и кожи, но это был не человек. Это была уже не она…
— Ксюха! — Сосед Володя громко шарахнул кулаком в тонюсенькую фанерную дверь. — Дай полтинник!
Ксюша повернула голову в сторону двери и пораскинула мозгами. Дать денег — значило навлечь на себя и на других обитателей их коммуналки, а их насчитывалось ни много ни мало еще двенадцать человек, неприятности. Выглядело это следующим образом.
Сначала Володя развивал бурную деятельность по приготовлениям к ужину. Он носился с единственной имеющейся у него кастрюлей по кухне, расталкивая всех присутствующих. Разбрызгивал воду, намывая картошку в раковине. Гремел стаканом и тарелками, расставляя все это на общем столе. Затем он бежал в магазин, приносил заветную бутылку водки и, причесавшись перед осколком зеркала в полутемном коридоре, усаживался за стол. Свою комнату в такие моменты он упорно игнорировал. Общество, видите ли, ему было нужно. То, как это самое общество относится к его посиделкам, его совершенно не волновало.