Большую часть этого небольшого пути они проделали в полном молчании. Игорь был чем-то озадачен. Сурово сведя брови и поджав губы, он бросал на нее загадочные взгляды, значение которых было понятно только ему.
Ларисе разговаривать и вовсе не хотелось. Ей редко приходилось кого-нибудь провожать в своей жизни, поэтому слов, приличествующих случаю, не находилось. Что она могла сказать ему? Пожелать счастливого пути? Пожалуй, в этом было бы больше лицемерия, чем правды. Поэтому она молча шла за ним в ночь, с трудом угадывая дорогу.
— Лариса, — Игорь внезапно остановился, и Лариса, не ожидавшая этого, ткнулась головой в его спину. — Мне нужно что-то сказать тебе…
— Что? — еле слышно выдохнула она и напряглась. — Почему ты остановился? Что случилось?
«Бежать! Бежать немедленно! — мгновенно застучало в ее голове. — Идиотка! Неужели ты думала, что он оставит тебя в живых?!»
Подобно большой испуганной птице, Лариса взметнула руками и, круто развернувшись, бросилась прочь.
— Стой! — сдавленным голосом приказал он, и по шуму за спиной она поняла, что он кинулся следом.
Погоня продолжалась недолго. Споткнувшись в кромешной темноте о кочку, Лариса плашмя полетела на землю. И почти тут же со всего маху ей на спину опустился Игорь.
— О черт!!! — громко застонал он, ударившись раной. — Куда ты ломишься?! О черт?!
— Оставь меня!!! — запричитала она, громко всхлипывая.
— Тише ты… черт! — Попеременно охая и чертыхаясь, Игорь развернул ее на спину и, придавив массой своего тела к земле, зашипел: — Заткнись, дура! Перестань верещать!!!
— Ты, ты, ты… — задыхаясь от ужаса, залопотала Лариса. — Ты хочешь меня убить?!
— Нет, дурочка, нет… — Он, тяжело задышав, сдавленно прошептал: — Я хочу тебя любить…
Первые лучи солнца разжижили кромешную темноту в восточной части города. Громоздкие строения машзавода, расположенного в том районе, начали приобретать все более ясные очертания и через пять-десять минут отразили в своих окнах восходящее светило. Часа через два город проснется. Заснуют, громыхая, пустые трамваи и троллейбусы. Застучат тележками уличные торговцы. Народ забегает, засуетится, чтобы прожить еще один бесконечно длинный и так мгновенно ускользающий день.
Что-то он принесет каждому? Кто-то сказал, что только неизвестность заставляет нас жить и карабкаться к вершине, венчает которую — смерть. Мы суетимся, любим, ненавидим. День за днем открываем что-то новое. Созидаем и разрушаем. Но бессмертия за это судьба нам не дарует. Финишный предел каждого из нас предсказуем и плачевен…
Мрачнея душой от подобного черного философствования, Серафим стоял у окна в Ларисиной квартире и постукивал костяшками пальцев о подоконник.
Итак, девка не вернулась. То ли любвеобильный Ромео забрал ее с собой, то ли сумел избавиться по дороге, что вероятнее всего. Возможна и какая-то иная причина. Но узнать ее, эту самую причину, Серафиму хотелось до желудочных колик. Ему это было просто необходимо, чтобы просчитать свой следующий ход. Он уже раз сыграл вслепую, поверив словам этой…
— Черт с ним со всем, — скрипнул он зубами, услышав мелодичный клекот сотового. — Да, слушаю…
Саня Левчик с энтузиазмом, что было удивительно после всех постигших их неудач, принялся докладывать о результатах. Обстоятельно, но без ненужных подробностей, он выложил ему всю имеющуюся у него информацию об этой загадочной Мате Хари.
— Что, так вообще никого и нет? — не сразу поверил Серафим.
— Вообще никого…
— Ну что же. Выбора у нас нет, вези тогда этого голубка сюда. Да, Саня, постарайся побыстрее и без лишнего шума. Скоро станет совсем светло…
Хотя последний фактор значения для него лично уже не имел. Осторожничай, не осторожничай, выправить случившееся было уже сложно. Серафим с тяжелым сердцем отошел от окна и еще раз оглядел комнату. Уютная, вполне соответствующая облику ее хозяйки, во всяком случае, тому впечатлению, какое она смогла произвести на него. Жалко, конечно, будет портить и обои, и ковер, и эти с видимой тщательностью подобранные гравюры, но другого выхода он просто не видел. Серафим сам себя перестал бы уважать, если бы оставил ее выпад без ответного хода. Хорошо бы ей самой вернуться в разгар событий, но, как видно, не судьба, а время не терпит. Ладно, пусть хоть это ее удивит.
Нет, но какова нахалка!..
Звук открываемой двери отвлек его от мрачных размышлений. Метнувшись за угол шкафа, Серафим рывком достал пистолет из-за пояса брюк и осторожно снял с предохранителя.
— Давай, давай двигай вперед, не бойся…
Услышав бесшабашный голос Сани Левчика, Серафим расслабился и, вернув оружие на место, вышел из укрытия.
Представшая перед ним личность могла разжалобить кого угодно. Невысокий тщедушный человечишка трясся всем телом и без конца икал, пуская слюну из уголка рта. Сцепленные пальцы рук он держал перед грудью в молитвенном жесте, а глазами ловил взгляд стоящих напротив мужчин, умоляя о снисхождении.
— Что это? — брезгливо сморщился Серафим.
— Это у их сослуживцы, — хохотнул Саня и подтолкнул студенистую массу в образе человека вперед. — Ты представляешь, он даже в штаны напрудил, когда я «пушку» достал. Ну прикол!..
— Присядь, — коротко приказал Серафим. — Как зовут?
Парень рухнул на пол на колени и, заикаясь, проблеял:
— В-володя-я.
— Вова, значит. И чем же ты, Вова, так прогневал моего хорошего друга, что он тебя пригласил для беседы?
Для нужного ответа сил не нашлось. Вова недоуменно задергал плечами и отрицательно замотал головой.
— Не знаешь, значит. А где мы сейчас находимся, ты тоже не знаешь? Чей это дом?
— Ларискин, — на удивление бодро ответил Володя и заискивающе посмотрел на собеседника. — Это ее квартира. Мы вместе работаем. Я с ней никаких отношений не имею. Гадкая баба…
— И чем же она тебе так не угодила… Вова? — делая ударение на его имени, почти радостно заулыбался Серафим.
— Гадкая, гадкая и сволочная. Себе на уме. Втерлась к нашему управляющему в доверие.
— Каким образом?
— Пришла несколько лет назад в потертых джинсах и облезлой футболке к нему в кабинет и давай перед носом чертежами махать. Мы тогда эту убогую квартиру не могли никому спихнуть. Вот она и подкупила его этим, ну что избавила от проблем. А он, старый ишак, проникся и решил, что она — дар божий. Предложил ей работу. Все лучшие заказы — ей. Ну и отсюда — заработки. Высокомерная, ни с кем отношений не заводит. Поначалу думали — лесбиянка, но она и бабам отказывала. Представляете, что за экземпляр?
— Ну, ну, — поощрил его Серафим. — Продолжай. А что же с тобой? Сидите в одном кабинете, и никогда не откровенничала?