– Я больше не могу!!! – зловещим шепотом произнесла Соня и улеглась на скамейке в парке в позе эмбриона. – Если я сделаю еще хоть один шаг, я точно умру, Макс!
В воздухе плотной удушливой пеленой повисло жаркое марево летнего полудня. Где-то далеко в восточной части небосклона темнело и клубилось, обещая грозу и спасительный ливень. Но пока еще этот сгусток доползет до города, пока содрогнется оглушительным раскатом, пока прольется долгожданным дождем…
Все томилось и медленно тлело под солнцем. Все корчилось, спекалось, плавилось и изнемогало. Подошвы клеились к асфальту. Одежда липла к телу, и никакой дезодорант, разрекламированный километровыми роликами, не спасал в этом пекле.
Соня в сотый, наверное, раз за минувшие три часа оттопыривала легкую льняную блузу, пропитавшуюся влагой, пытаясь хоть немного остудить распалившееся от солнца и бесполезной беготни тело. Спасало мало. Блуза тут же снова прочно прилипала к коже, вызывая почти болезненную судорогу.
– Я больше не могу! – снова простонала Соня, но чуть громче. – Все это бесполезно, Макс!
Тот молча сидел у нее в ногах, о чем-то напряженно размышлял, и казалось, совершенно не страдал от жары. Легкая широченная футболка все так же, как и три часа назад, вольготно болталась на узких костлявых плечах Макса, не обозначив ни единого островка его взмокшей плоти. Виски оставались сухими, нос не блестел, из-под взлохмаченной шевелюры не струился пот. Все с точностью, как у нее, только наоборот. У нее и одежда вся вымокла, и волосы хоть отжимай, и лицо лоснилось, будто жиром смазанное.
Она изнемогала от жары, от суетливой бестолковости своего помощника, от хитроумного беспамятства того, к кому они ездили, и ездили, и ездили.
– Не помню!..
– Не знаю!..
– Не видел!..
– Ты че, Макс, сдурел?! Это когда было?! Стану я комп засорять на четыре года из-за какой-то телки! Если и делал ксиву, то давно все похерил…
Вот приблизительно то, что они слышали в ответ на свои вопросы. Соня постепенно отчаивалась. Макс же, напротив, все больше укреплялся в мысли, что их просто-напросто водят за нос.
– Профи, пойми!.. – тыкал он горячий воздух над своей головой оттопыренным указательным пальцем. – Никогда не забудет своей работы! Никогда!!! Это же ювелирная работа – выправить хорошие документы! А ты когда-нибудь слышала о ювелире, который не помнил бы своих работ?
– Нет, – честно признавалась Соня, не находя сходства между ювелиром и преступным элементом, творящим фальшивки.
– Вот и здесь так же, Софи! Здесь точно так же! Если кто-то когда-то делал документы, он никогда этого не забывает. Он не забывает как о своей работе, так и не забывает клиентов!
– А может, это был дилетант?
– Дилетант не выправит паспорт, по которому можно жить четыре года и ни разу не спалиться, – тут же парировал Макс, и Соня снова не могла с ним не согласиться.
Но сколько бы она с ним ни спорила, сколько бы ни соглашалась, делу это нисколько не помогало. Они топтались на месте, не сдвинувшись ни на шаг в своих поисках. Перед их носом раскрывались и захлопывались двери всех мастей, а результат по-прежнему оставался никаким.
Когда они забрели в этот старый парк и Соня разлеглась в бессилии на деревянной скамейке в тени старых кряжистых тополей, мыслям ее в тот момент мог бы позавидовать сумасшедший. Ей уже стало все равно, посадят ее в тюрьму или нет. Стал безразличен сам факт того, что ее могут обвинить сразу в двух преднамеренных убийствах. С тупым равнодушием вспоминала она мокрые осклизлые стены карцера и мерзкий хруст насекомых под подошвами своих кроссовок. Следовательский речитатив, оговаривающий ее сразу во всех возможных и невозможных грехах, не мешал ей больше нисколько. Единственное, о чем она еще могла вспоминать с горечью, так это о карих смеющихся глазах, глянувших на нее при расставании с прежней подозрительностью.
Все! Это, наверное, и заставляло ее еще двигаться за настырным Максом, увлекшимся идеей восстановления справедливости. Если бы не это, она давно бы уже лежала в ванне, с наслаждением слушала шелест прохладных капель и потягивала бы через соломинку какой-нибудь ледяной сок из отпотевшего стакана.
– Макс, давай отложим на завтра, – попросила Соня, приподнялась на локтях с жестких досок и глянула на него умоляюще.
– Завтра не станет прохладнее, Софи, – сразу разгадал тот ход ее мыслей. – Такую жару передают на ближайшую декаду. За это время тебя могут посадить раза четыре, а то и пять. Или убить могут. Да-да, чего вытаращилась?! Тебе такая мысль не приходила в голову?
– Нет. – Соня с трудом качнула головой и тут же сморщилась от мерзкой липкой струйки пота, скользнувшей из-под кудряшек прямо на шею. – А меня-то за что?!
– Не за что, а потому что, – задумчиво пробормотал Дворников, потеребил мочку уха, прошелся пятерней по волосам, моментально поставив свои лохмы дыбом, и тут же полез в карман за сигаретой. – Что, если и правда все дело в наследстве, а? Надеялись тебя засадить за решетку. Не удалось. Что теперь?
– Что? – Соне пришлось сесть, чтобы понаблюдать за тем, как думает Макс.
Ведь когда он думал, то с лицом его творилось невесть что.
Брови непрерывно взлетали над желтыми, как у рыси, глазами. Длинный хрящеватый нос двигал ноздрями, как парусами. Рот судорожно кривился, выдавая время от времени весьма неглупые идеи. Как вот теперь.
– Таньке твоей документы делались здесь, в городе. Это я всеми кишками чую, не знаю только, как это дело назвать… – Дворников полоснул по ней мистической желтизной своих округлившихся глаз. – Интуиция, скорее всего, шутки свои играет… Но смысл во всей этой подсознательной хрени такой: документы ей делали здесь. И нам – кровь из носу – нужно найти человека, который ей нарисовал новый паспорт. Узнаем, кем она была все эти четыре года, – узнаем все.
– С чего ты взял? – из вежливости поинтересовалась Соня, мысли ворочались в голове вяло, не позволяя заражаться энергетикой старого приятеля-мучителя.
– Узнаем, где она жила все эти годы, – раз, – принялся загибать длинные узловатые пальцы Дворников. – Узнаем, возможно, с кем жила, – два. Узнаем, возможно, зачем и почему вернулась. Вернулась ли одна?! Может, она за это время пять раз замуж успела выйти. Тебе такая мысль не приходила в голову?
– Нет. – Представить себе Татьяну замужем было очень сложно.
– Вот! У нее ведь мог быть муж? Мог. Он мог знать про деньги ее матери? Запросто! А как их заполучить? Да запросто! Поубивать всех, включая тебя, и точка! – Макса, кажется, весьма вдохновляла возможность очередной опасности, сгущающейся над ее головой.
Но ее-то нет, прости господи!!!
– Постой, постой. – Соня встала со скамейки и прошлась взад-вперед на негнущихся, будто опухших, ногах. – Но ведь если он был женат на Татьяне, то ведь не как на Сочельниковой, а как на ком-то еще! И претендовать на наследство он не может, поскольку…