— Как? — тут же быстро среагировала Шитина.
— Скандалила прямо вот здесь. Она, правда, всегда скандалила. Таким была человеком. — «Качок» уселся на табуретку, которую проигнорировала Шурочка, и затеребил в руках резиновый кругляшок эспандера, вот что значит ни минуты без спорта. — Но в тот вечер особенно. Да и не вечер это уже был, а ночь скорее.
И парень слово в слово повторил историю, которую Шурочка уже слышала от Степана. Степан, правда, вел свое повествование без особых подробностей.
— И мужчина, говорите, потом руки платком вытирал?! — Шурочка округлила и без того огромные глаза. — Это что же получается… Получается, что он ее и того?..
Чайник на огне захлопал крышкой. «Качок» вскочил с табуретки и загремел чашками, не забывая, правда, развлекать гостью подробностями веселого соседства.
— Ничего он ее не того! Это наш глупый народ просто сложил два плюс два и получил двадцать! Как всегда!.. И когда милиционеры тут всех опрашивали, базарили не по теме.
— А о чем они базарили?.. Спасибо. — Она безропотно взяла в руки предложенную чашку и тут же затеребила, задергала за ниточку бумажный пакетик.
Чая ей не хотелось, она никогда не пила чай у чужих людей, из чужих рук и чужих чашек, но уходить так вот сразу, не узнав ничего, она не могла.
— Они? — «Качок» с шумом отхлебнул из своей кружки, тут же блаженно зажмурившись. — Все в один голос твердили, что Надежду Ивановну убил тот самый парень, с которым она скандалила ночью.
Это он про «белые носки и черные одежды», сразу же сообразила Шитина и осторожно пригубила напиток.
— Он уволок ее из двора, когда она тут верещала. Это правда. Долго не выходил. А когда вышел, руки платком вытирал. Вот выводы и поспешили сделать. Якобы он ее того — укокошил, а потом вытирался. Бред же сивой кобылы! Стал бы он так рисоваться, если бы в самом деле хотел убить. Так ведь?!
— Наверное… — осторожно согласилась Шурочка и еще раз отпила, чаи оказался вполне терпимым, а в ее больной с похмелья желудок опустился просто целительным бальзамом.
— К тому же… — тут парень хитро подмигнул ей и снова приложился к чашке, от удовольствия едва не замурлыкав. — К тому же я никому не рассказывал, но Надежду Ивановну я на следующее утро видел живой и здоровой.
— Да ты че!!! — Шитина открыла рот, перестав изображать из себя деловую даму из собеса. — Как живую?! А кто же ее тогда, того?.. Неужели и правда живой видел?!
— Ну! Как вот тебя, — сразу перешел на «ты» парень, почувствовав в ней перемену. — Я выхожу из своей квартиры с мусором, а у нее дверь приоткрылась. Она высунулась и мне: «Здрасте». Я с ней поздоровался и хотел мимо пройти. А она начала вдруг извиняться за шум под окном. Я чуть на зад не сел. Чтобы эта… А ладно, о покойниках или ничего, или хорошо. Офигел я, одним словом, говорю, ладно, мол, чего там. А она вышла из-за двери и снова извиняться. Только, говорит, вы не жалуйтесь на меня никуда. Я ей: я, типа, и не собирался. А кто это, говорю, на вас так подействовал, Надежда Ивановна?
— А она? — Шурочка незаметно для самой себя выпила весь чай и слушала теперь «качка», как оракула, раскрыв рот и боясь спугнуть неосторожным движением.
— Да, говорит, тот, что был вчера тут под окнами. Я-то, говорит, сдуру на него наругалась, а он, говорит, оказывается, из милиции. Обещал наказать! Она всхлипнула и ушла к себе. А на другой день ее мертвой нашли. Тут уж бабки наши разошлись, так разошлись, что и не остановишь…
Шурочка быстро-быстро рассортировала в голове все, что знала и что только что услышала, и поняла вдруг, что ничего не понимает.
— Слушай, а что милиция говорит?
— Милиция? Милиция считает, что это был сердечный приступ. И когда она падала, ударилась виском о стол, — пояснил «качок», беспечно пожав огромными, с хорошие тыквы, плечами. — А как же еще? Время смерти они установили. Того парня, что отирался тут под окнами, наверняка знают. Так что по-другому быть вряд ли может.
— А чего квартира до сих пор опечатана? Нет у нее, что ли, никого? У нее там компенсации осталось до черта, родне бы сообщить, — вспомнила вдруг о своей «миссии» Шитина и засобиралась сразу, поставила чашку на стол и принялась что-то деловито записывать в блокнотик. — Нет родни-то? Или милиция до сих пор следствие ведет?
— Какое следствие? Для чего? А то у них дел там мало! — Парень хмыкнул. — Упала старуха, тюкнулась виском о стол, обычное дело. Такое сплошь и рядом случается. Редкость какая! Тут тоже вон недавно…
И вот тут из комнаты раздался недовольный тенорок его подружки. Ну так же некстати раздался, так некстати. Она принялась вопить, и хныкать, и просить чая погорячее. И чтобы муся (это уж потом Шитина сообразила, что под мусей подразумевался хозяин квартиры) непременно лег к ней под бочок.
Делать было нечего. Надо было выметаться.
Шурочка вышла из подъезда. Постояла немного, любуясь издалека своей красавицей, и тут же решительно направилась в соседний подъезд. Там через стенку от Верещагиной до недавнего времени жила вдовствующая генеральша, которая тоже почему-то следом за несчастной Надеждой Ивановной поспешила оставить этот мир.
Больше всего, поднимаясь в лифте на ее этаж, Шурочка боялась обнаружить там милицейскую пломбу. Но нет. Бог миловал. Никаких казенных бумажек. И даже на ее звонок за дверью зашебуршались и открыли через минуту.
— Здравствуйте. — Шурочка улыбнулась молодой женщине в черном кружевном платочке. — Вы меня не помните?
Та напрягла зрение и память и несколько томительных мгновений таращилась на Шитину, потом отрицательно качнула головой.
— Я подруга Тани Верещагиной — Александра, — И протянула ладошку лодочкой недоумевающей женщине. — Мы с вами как-то столкнулись во дворе.
— Ах, да… Может быть… — Женщина скорбно улыбнулась, так и не вспомнив. — Что-то не видно ее. Как у нее дела?
— Вы знаете, плохо! Очень плохо! Я могу войти? — И не дождавшись разрешения, Шура шагнула в распахнутую квартиру.
В комнату ее не пустили, демонстративно преградив проход, пришлось любопытничать через дверь гостиной.
Квартира овдовевшей генеральши поражала обилием бордового бархата, накрахмаленных кружевных салфеток, укрывавших каждый клочок горизонтальной плоскости, и фарфоровых безделушек. Сильно пахло нафталином, старостью и запустением.
Она поежилась от неприятного ощущения и приступила к допросу.
— Я, собственно, пришла поговорить с вами о вашей родственнице. — Уточнять степень родства Шурочке было некогда, приходилось пробираться в потемках, наугад.
— Да? А что такое? — Родственница сразу насторожилась.
— Понимаете, с Татьяной Верещагиной недавно приключилась почти такая же беда, что и с вашей…
— Тетей, — подсказала женщина. — Что за беда?
— На светофоре на нее едва не наехала машина! — Шитина мысленно попросила прощения у Тани и даже пальцы за спиной скрестила. — Особого вреда не причинила, но Таня упала и сильно ударилась головой. А потом вдруг послала меня к вам спросить, что за машина сбила тогда вашу тетю. Говорит, вдруг это один и тот же злоумышленник? Вы случайно не знаете, что это была за машина? Я про ту, что…