О том, что его зовут Эдуард, она узнала три дня назад. Это был момент их четвертой встречи, им она вела строгий отсчет. Хотя, она была в этом почти убеждена, он о ее существовании даже и не подозревал.
Так вот, она в тот четвертый по счету раз топталась у открытого зева мусоропровода и делала вид, что опускает туда пластиковый пакет с мусором. Пакет давно улетел вниз и шлепнулся где-то там, издав глухой шмякающий звук, минуты три-четыре назад. Но она продолжала торчать около мусоропровода и делать вид, что мусор выбросила только что.
Эдуард — ее новый сосед по площадке, занявший «двушку» съехавших полгода назад Пироговых, вышел из своей квартиры. Запер дверь. И вот тут как раз, не дав ему двинуться к лифту, и зазвонил его мобильный. И ей пришлось опять делать вид…
Она совсем не хотела подслушивать, боже упаси! Ей просто нужно было с ним столкнуться нос к носу. А если бы она ушла сразу после звонка, то ни за что бы не встретилась с ним. Или он мог пройти по лестнице слева, а она могла подняться справа, так вот причудливо та огибала шахту их лифта. И ни за что не столкнулась бы с ним, и не увидела бы его еще раз. Потому стояла и делала вид…
— Алло! Да, да, Николаша, это я! Да что ты, в самом деле! Никто тебя не разыгрывает! Это я — Кораблев Эдуард! Точно я!.. Ну… Слава богу! Привет, привет, конечно же! — весело отвечал кому-то ее новый сосед, оказавшийся Кораблевым Эдуардом, и шаг за шагом приближался к дверям лифта, смотрящим как раз на раскрытую зловонную пасть мусоропровода, где она топталась в нетерпеливом ожидании. — Увидимся! Непременно!!! Да недавно совсем… Когда увидимся?.. А давай в субботу. На даче? У вас? С удовольствием! Нет, приеду один. Да нет пока… Да вот так… Ну, если кто подвернется…
И вот тут он увидел ее. Правильнее сказать, посмотрел на нее, но не увидел точно. А она замерла стойким оловянным солдатиком и с такой мольбой глядела на него, что не проникнуться не мог даже слепой. Но он ничего не заметил. Эдик Кораблев, продолжая весело болтать по мобильному, повернулся к ней спиной. Шагнул в лифт. И как только двери лифта за его спиной сомкнулись, уехал вниз.
Еще какое-то время она слушала монотонное гудение, гуляющее по шахте. Потом с грохотом опустила заслонку мусоропровода и пошла к себе.
Вот так-то, Маргарита Николаевна! Оставь свои бесплодные мечтания, оставь и живи своей прежней — постной и неинтересной — жизнью. Шлепай ежедневно на службу, сиди там по восемь часов, таращась в компьютер, потом возвращайся домой и таращься уже в телевизор. По выходным отправляйся за город к сестре, набив рюкзачок подарками и конфетами ее детишкам. Пересиди там под яблоней пару дней, послушай птиц, помечтай легонечко.
Именно легонечко, не заносясь, как вон с Эдиком…
А ее точно занесло! С чего бы это… Уж не с того ли, что он поселился в соседней квартире?! Так это же бред! Там и до него жили, Пироговы, к примеру.
У них тоже взрослый сын был очень даже ничего.
И она с ним даже несколько раз сходила в кино. И он даже лез к ней целоваться прямо в лифте. А она, как полоумная, хохотала над ним, и рее упиралась руками в его бугрящуюся мышцами грудь, и почти никогда не давала себя поцеловать. Идиотка…
Чего было не завести с ним серьезный роман, к примеру? И потом, может быть, выйти за него замуж… Его мамаша, такая предприимчивая дамочка из современных, даже заходила к ней пару раз и приценивалась к ее трехкомнатным хоромам. И шутила на предмет того, что неплохо бы было соединить обе их квартиры, пробив дверь в прихожей. Не получилось…
Пироговы съехали. Квартира очень долго пустовала, а потом… Потом, на ее беду, туда заселился Кораблев Эдуард, отчества она не знала. И пошло, и поехало…
Рита открыла свою квартиру, зашла в прихожую, толкнула бедром дверь, захлопывая, и тут же обессиленно прислонилась к ней спиной. Взгляд бесцельно поблуждал по унылым обоям в цветочек, наклеенным абы как в прихожей. Остановился на дверном проеме кухни. Огромной кухни, метров двадцать почти. Гулкой, просторной и неухоженной. Потом переметнулся на двойные двери гостиной. Она мало чем отличалась от кухни. Была огромной, пустой и неуютной. Две другие комнаты были сестрами-близнецами. Пустые стены, голые полы, полное отсутствие мебели.
Надежды на то, что когда-нибудь ее квартира приобретет приличный вид, у Риты не было никакой. Ее зарплаты, пускай она и считалась вполне приемлемой, никогда не хватит на то, чтобы отремонтировать и обставить сто с лишним квадратных метров, оставленных ей бабушкой в наследство.
Сестре достался добротный дом в пригороде, а ей вот квартира. Сестре повезло больше в том плане, что ей в придачу к дому достался еще и муж. А у мужа имелись руки, которые росли из нужного места и которым он всегда находил применение. В результате за восемь лет их совместной жизни бабкин дом-пятистенок приобрел второй этаж, мансарду, газовое отопление, канализацию, горячую и холодную воду, и еще оброс таким шикарным садом, что последние пару лет ребята были вынуждены рассовывать фрукты по местным торговым точкам.
— Мужика тебе надо, Ритка! — восклицал Аркадий, муж ее сестры Анны, смотрел на нее оценивающим взглядом, одобрительно прищелкивал языком и снова добавлял:
— Пора! Ой, давно пора, Ритка.
Она и сама знала, что вроде бы пора. Но все как-то не получалось. Или не хотелось, что ли. Вот чего, спрашивается, над Пироговым ржала, как умалишенная?! Парень как парень. Спортсмен, денег получал опять же прилично, работая у кого-то там то ли охранником, то ли телохранителем. Он и на квартиру новую своей семье заработал. Потому они и съехали. А Эдик вон заселился, чтоб его…
Рита сбросила с ног старые босоножки, в которых обычно выносила мусор, и уныло побрела на кухню. С грохотом водрузив на огонь чайник, она села к столу, подперла кулаком подбородок и бездумно уставилась в окно. Большой стол с патриархальным названием «ладья», ее недавнее приобретение, Рита намеренно поставила вдоль широченного подоконника. Когда она за него усаживалась, то видела лишь улицу, все остальное — пара утлых навесных шкафчиков, облупившаяся раковина и обшарпанная дверь — оставалось у нее за спиной.
А свои окна Рита любила. И вид из них тоже. Вид был потрясающий, его можно продавать за деньги.
Из кухонного, например, виден широченный городской мост и большая часть проспекта с мчащимися по нему машинами. Из одной спальни — сквер, танцевальная и детские площадки. А другая комната и гостиная выходили окнами во двор, засаженный вековыми елями. К этим деревьям, к их суровой молчаливой задумчивости Рита питала особую любовь.
И в канун Нового года, дотягиваясь из окна до ближайшей еловой лапы, она укутывала ее блестящей мишурой и любовалась потом до тех пор, пока январскому студеному ветру не удавалось растерзать мишуру на мелкие сверкающие частички…
Пироговы тоже по ее примеру наряжали ели.