Он смотрел на нее глазами побитой собаки, гладил ее волосы дрожащей рукой и все время повторял: «Все будет хорошо!» Но Алла знала, что все хорошее в ее жизни уже случилось. Поэтому молча брала пакет с фруктами и так же молча уходила. Приходя в палату, она заставляла битком набитую тумбочку и опять погружалась в транс. Потом санитарка выгребала начинающие портиться продукты, укоризненно качала головой и ругала ее тихим голосом, что не бережет себя и ребеночка. Вот, мол, молодые нынче что творят, сделают ребенка во грехе, а потом его еще нерожденного голодом изводят. Алка в это время, уставившись в потолок, мысленно считала до ста, а соседка ее переставала хлюпать носом и вроде бы прислушивалась — поди пойми.
Все это так и продолжалось бы дальше, если бы однажды не случилось то, что должно было случиться.
Серега пришел как обычно после тихого часа, но в этот раз вел себя как-то странно. В ее сторону не смотрел, а уселся на скамейку в холле, сцепил руки замком и тихо промолвил:
— Аллочка, мне надо сказать тебе что-то.
— Что? — бесцветным голосом произнесла она. А про себя мысленно усмехнулась: что еще он может сказать ей такого, чего она не знает?
— Дело в том, что Влад уехал, — скороговоркой выпалил он.
— Как уехал? — Алла непонимающе уставилась на Серегу.
— Его отпустили. Приехал какой-то важный адвокат из Москвы. Нашел много такого… Ну, в общем, милиция наша что-то сделала не так. Я точно ничего не знаю. Оказывается, за Владом большие люди стоят, отмажут!
— Значит, он не виноват! — от радости у нее подкосились ноги. — Боже мой! Он не виноват! Серега, ты понимаешь, он не виноват!
— Подожди, Алк, — Серега с жалостью посмотрел на нее и отвернулся. — Я этого не говорил. То, что его отпустили, еще ничего не доказывает! Но это не все.
— Что может быть важнее? Он невиновен! Господи, ты услышал мои молитвы!
Ей хотелось плакать и смеяться одновременно.
— Ты что, не поняла? Я сказал, он уехал, — голос Сереги стал грубее. — Он бросил тебя и ребенка, ты это можешь уяснить? А насчет того, что не виноват, я повторяю: ничего не доказано. Его освободили под залог. Да что для них — для больших парней — жизнь другого человека? Откупятся!
— Да ты что, Серега! Он не мог так поступить! Он же любит меня, а когда узнает, что у нас будет ребеночек, так будет плясать от радости!
Алка обхватила Серегину голову руками и чмокнула в нос, счастливая улыбка расцвела на ее лице:
— Ты просто ничего не понял.
— Да куда уж мне! — Криво ухмыльнувшись, Серега продолжил: — Алла, постарайся выслушать меня до конца. Я понимаю, что тебя нельзя сейчас волновать, но молчать не могу.
Он потер пальцами виски и, все так же глядя в сторону, глухо продолжил:
— Он был у меня перед отъездом и разговаривал со мной, с Колькой встретиться не пожелал. В общем, сказал, чтоб ты не искала его и оставила в покое, потому что таких девок, как ты… Дальше цитирую. — Судорожно вздохнув, Серега сказал: — На каждой привокзальной площади десяток. Забудь его, стервеца, Алк, я женюсь на тебе и ребенок будет моим. Хочу только, чтобы ты забыла весь этот кошмар и его в первую очередь. Я все прощу!
— Меня не за что прощать! — ледяным тоном произнесла Алка. — Ты иди, Серега, мне на уколы пора.
С этими словами она круто повернулась и на негнущихся ногах пошла в отделение. По дороге кто-то улыбался ей приветливо, но она ничего не видела.
Алка зашла в палату и заорала. Заорала дико, страшно! Так, наверное, орет раненое животное, видя, что спасенья ждать неоткуда! Потом ее окутала темнота.
Очнувшись, она обнаружила, что от ее ключиц отходят трубки капельниц, а над ней склонилось озабоченное лицо старшей медсестры:
— Ну, слава богу, очнулась! Напугала ты нас, милочка! С этой минуты никаких посещений, постельный режим и усиленное питание. Соседка за тобой присмотрит.
С этими словами, поправив подушку, она выплыла из палаты.
Алла повернула голову чуть в сторону и увидела женщину, которая сидела на стуле и с напряженным вниманием следила за ней.
— Привет. Я Надежда, а тебя Аллой зовут. Мне сказали, — она встала и медленно подошла к кровати, — ты поспи теперь, тебе покой нужен, а я рядом побуду, если что нужно, скажи. Я знаю, тебе сейчас никого видеть не хочется, надоедать не буду, просто посижу рядом, хорошо?
— Хорошо, — еле разлепив губы, прошептала Алла, — что со мной?
— Ты потеряла сознание, наверное, голова закружилась. Мне сказали, что ты не ешь почти ничего. Неправильно это, — Надежда горестно поджала губы.
— А сама! — прошептала Алла. — Все время плакала и тоже ничего не ела.
— У меня причина была! — женщина укоризненно посмотрела на нее. — А у тебя что?
— Какая причина? — уходя от ответа, спросила Алла.
— Все расскажу потом. Все! Ты отдыхай, милая, — поправив одеяло, Надежда с грустью смотрела на нее. — Молоденькая-то какая, красивенькая.
Алка медленно погружалась в сон.
Последующие недели пролетели быстро. Надежда закармливала Аллу витаминами, не отходя от нее ни на шаг. Они подолгу разговаривали, постепенно узнавая друг о друге все больше и больше. Лед отчуждения таял, его место начала занимать взаимная симпатия, которая постепенно перерастала в привязанность.
От Надежды Алла узнала о трагедии, которая произошла с ней в одной из горячих точек страны, куда молодая женщина поехала в надежде увидеться с мужем, который там был по долгу службы. Поехала, чтобы сообщить ему о своей беременности, да заодно и репортаж сделать для своей газеты. Но приехала слишком поздно: муж был убит за день до ее приезда осколком снаряда. Дальняя дорога и сильное горе способствовали тому, что Надя потеряла ребенка. Ее сняли прямо с поезда с сильным кровотечением и поместили в районную больницу. На чем она сама, кстати, настояла — в этом городе было много их с мужем общих знакомых. Но все усилия врачей были напрасными — не помогли ни деньги, ни связи.
Когда она узнала историю Алки, то долго молчала, затем, тяжело вздохнув, сказала:
— Я так хотела, чтобы мой малыш был жив. Это все, что у меня оставалось от мужа, но судьба распорядилась иначе. А у тебя будет ребенок от человека, которого ты любишь. Ты должна сберечь его для себя, а себя для него.
Потом начинала ворковать, утирая Алкины слезы. После смерти родителей с ней никто так не нянчился. Серега и Колька окружили ее заботой, но что их забота без материнского тепла. А Надежда ей стала и подругой, и матерью, и сестрой.
Алку выписывали первой. Когда она уже переоделась и присела напоследок, Надежда ей строго сказала:
— Ты должна помнить, что ты и твой малыш — теперь вся моя семья! Я продам квартиру и переберусь к тебе поближе. Мужики твои мне доверия не внушают, а Серега твой — так особенно. Никогда ему не прощу, что он такие вещи сказал, зная, что тебе и так тяжело. Береги себя, девочка моя!