Артур грубо оттолкнул от себя обслюнившую ему уже всю шею девицу, зло уставился на друга и сквозь зубы процедил:
– Она не девка, запомни раз и навсегда!
Глеб ошарашенно кивнул и промямлил:
– Эй, ты чего? Арт, ты же сам про таких говорил... Да эта Лера...
– Ле-ра, – медленно, по слогам повторил Артур, глядя в голубые глаза, совсем не такие небесно чистые при свете дискотечных огней, как при свете дня.
А девушка неотрывно смотрела на него и не пыталась ни уйти, ни сделать шаг навстречу, ни заговорить. Да и о чем было разговаривать? Они впервые сказали друг другу о себе абсолютно все, без слов.
– Арт... – начал друг, но Артур отмахнулся:
– Уйди.
– Ладно, – вздохнул Глеб и подозвал к себе Таню с Аней. – Пойдемте, девушки, он сегодня не в духе.
От бара с двумя бокалами вернулся парень, с которым рыжая целовалась. Девушка что-то сказала ему, и он без всяких протестов растворился со своими напитками в толпе танцующих.
Артур рассматривал ее по-новому. Открытые плечи, рассыпавшиеся по ним завитые волосы, изящную шею, длинные ноги, тонкий стан – все то, чего ему за их странное знакомство не удалось увидеть, но что другие видели множество раз. Он смотрел в любимые глаза, с такой легкостью обманувшие его, на губы, ни разу не целованные им, но целованные при нем другим, и ему казалось, будто сердце его швырнули в терновник. Было больно и невыносимо горячо, как если бы кровь потекла из-под каждого шипа, вонзившегося в тело.
Постепенно их оттеснили к стене. Они стояли совсем близко друг к другу и молчали.
Артур думал о вчерашнем дне, о холодной аллее, о яркой девушке с зонтиком, вспоминал встречу за встречей, до того первого дня, когда он спросил, как ее зовут. Она сказала: «Предположим», а он ей зачем-то подыграл. Так родились два новых человека, куда лучше, честнее и добрее их повседневных образов. Никто не мог предугадать, что эти «положительные персонажи» оживут настолько, что станут вдруг реальнее, чем привычные маски, казалось бы, приросшие намертво.
Он посмотрел на подаренный им кленовый листок у нее на шее и грустно произнес:
– Вот, значит, как отнимают крылья.
Она подняла на него глаза:
– Да... так.
Артур долго вглядывался в ее бледное лицо, а потом спросил:
– А ты уверена, что у достойных их не отберут?
– Нет, не уверена, – покачала головой девушка.
Он взял ее руку и крепко сжал.
– Любовь для достойных, верь. – Артур выпустил ее тонкую кисть и прошептал: – Ради счастья быть с тобой я бы заслужил и крылья.
Она попыталась его удержать, но он отступил и, прежде чем уйти, негромко сказал:
– А мира и правда два, ты все верно подметила.
Дверной звонок выглядел чужим. Маленькая белая кнопочка напоминала подозрительный глаз. Артур несколько раз подносил палец, но позвонить в квартиру все не решался. Подготовленная заранее речь уже не казалась ему такой убедительной, тело налилось тяжестью, как будто куртка весила килограммов десять.
«Мы должны расстаться», – мысленно проговорил он и вздохнул. Какой бред... Давно, давным-давно стоило это сделать.
Он всеми силами пытался рассориться с подругой, а она его как назло прощала: злилась, плакала, обижалась, но всегда звонила первой. То напоминала ему про «раз и навсегда», то упрекала в несерьезности, то чего-то требовала, то выпрашивала, то кричала, то признавалась в любви, то бросала трубку.
Ему было с ней неинтересно. Когда не спорили, она висла на нем, назойливо обнимала, целовала, постоянно говорила о своих чувствах и его торопила с признанием. Неустанно твердила: «Тебе нужно только одно», а сама ничего иного не предлагала. У них не было общих интересов. Ей нравилось бесконечно его воспитывать: «Артур не плюйся, это некультурно»; «Артур, внешность людей не подлежит обсуждению, это низко»; «Артур, твоя речь станет намного приятнее, если ты перестанешь употреблять грубые слова»; «Артур, нельзя смеяться над калеками, поставь себя на их место»; «Артур, отвечай за свои поступки»; «Артур, отвечай за свои слова»; «Артур, перестань водиться с дурной компанией»; «Артур, учись принимать серьезные решения»... Что ни день – новый урок!
Он по-прежнему плевался, грубил и еще много чего делал. Нарочно делал – хотел, чтобы она махнула на него рукой, прекратила строить из себя заботливую мамочку, которой у него никогда не было. Но Олеся не сдавалась, и это заставляло его тянуть с разрывом. Она так старалась, так сильно любила, что он, сам того не желая, испытывал чувство вины – за свое пари и за свою ежедневную ложь.
Наконец Артур собрался с духом и нажал на кнопку звонка – раздалась пронзительная трель.
Дверь открылась мгновенно, словно подруга дожидалась его в прихожей.
Олеся повисла у него на шее и громко расцеловала.
– Есть серьезный разговор, – выдавил он, переступая порог.
– Что случилось? – всплеснула руками девушка.
Он помолчал, подбирая слова, но так и не смог вспомнить, что за речь придумал, поэтому с ходу сказал:
– В общем, я обманщик, нет мне прощения.
Олеся отреагировала неадекватно – схватилась за живот и звонко засмеялась.
– Что с тобой? – нахмурился Артур.
Она снова его обняла.
– Любимый, я все знаю, не переживай. Подружка мне рассказала, где ты вчера был. – Олеся перестала улыбаться и серьезно заглянула ему в глаза. – А еще рассказала, что ты ушел один. Я тобой горжусь!
На ее последней фразе парню стало совсем плохо.
– Так что все нормально. – Ее пальцы забрались ему в волосы. – Раздевайся, дома никого нет...
– Ты не поняла, – перебил он, – дослушай! Я обманывал тебя с самого начала. Мы поспорили с Глебом, понимаешь?
Олеся убрала руки за спину и вздохнула.
– Артур, неужели ты думаешь, что я дурочка? Я все поняла сразу же. Но какое сейчас это имеет значение?
– Я гуляю с другими девушками у тебя за спиной!
Подруга кивнула на открытую дверь в свою чисто убранную комнату.
– Пройдешь?
– Нет! Разве ты меня не слышала? Я постоянно тебе лгу! Каждый день!
– Я слышала. – Олеся с упреком посмотрела на него, точно он ей не в предательстве признался, а на ногу наступил. – Мне кажется, ты пытаешься наговаривать на себя. Я же вижу, ты меняешься, ты становишься лучше...
Артур простонал.
– Олеся, прости, мы должны расстаться. Про «раз и навсегда» я тоже соврал. Вообще про все врал!
Она напряженно смотрела на него, по ее щекам и даже по шее разлился румянец.