– Тру-гот – это в смысле «настоящий гот», сечешь? По-английски «тру» – «настоящий». Ясно?
Магда преданно кивнула и вытянула вперед руки, демонстрируя искусные кожаные плетеные «фенечки».
– Готично, – одобрила Линда, осматривая подругу.
Выглядела она неплохо. Особенно для Несвижа, где о модных течениях молодежной культуры слыхом не слыхивали.
Черная длинная юбка, черная рубашка, черные ботинки – все как надо, подружка – молодец, сделала правильные выводы из рассказов о модной готичной одежде. Одно плохо – лицо у Машки (в смысле, конечно, Магды) загорелое. Никакой готической благородной фарфоровой бледности. Но это объяснимо. У подружки бабуля – зверь. Причем хитрый зверь. Скажется всей из себя такой больной, вот просто лежит человек при смерти. Загонит Машку на огород – а потом контролирует, чтобы каждая грядка была прополота, чистенько, до последнего сорнячка. А если найдет травинку, то такую сирену включает – куда там мчащейся на срочный вызов «Скорой» до этой бабули! Вот новообращенная готка и загорает до черноты – как будто бы с юга приехала.
– Линда, так че стряслось? Мы на кладбище идем сегодня? Знаешь, я уже почти привыкла между могил гулять. Если так настоящим готам надо делать, то я уже почти научилась.
– На кладбище мы сегодня не пойдем.
– Почему?
– Потому что мы пойдем в другое место, – интригующе улыбнулась Линда. И приступила к рассказу.
Тетю Стефанию родня всегда недолюбливала. Набожная, правильная. И всех жизни учит. С ума сойти можно. Но, конечно, прямо в глаза ей этого никто не говорил. Только тетя, наверное, это чувствовала, с родственниками особо не общалась. И когда она заявилась сегодня, вот просто так, абсолютно безо всякого повода, в день совершенно не праздничный, сразу стало ясно: что-то случилось. В общем, так оно и оказалось.
– Тетка же моя в Фарном костеле работает, – рассказывала Линда и одновременно себе напоминала: надо подарить Магде подводку для глаз. В Минске такого нужного в готическом хозяйстве добра – на каждом углу, а у подруги и правда гуашь с век сыплется, все щеки в мелких черных кусочках краски. – И вот уже ближе к вечеру дело. Последние экскурсии давно прошли. Вечерняя служба тоже окончилась. И поэтому тетка со своего стульчика поднялась, посмотрела, что в костеле никого. Значит, решила она, магазинчик можно на пару минут без присмотра оставить. Решила – и пошла порядок наводить. Туристы ведь всякие бывают. Некоторые в костеле пакеты от чипсов оставляют, представляешь? Короче, идет тетка по боковому проходу – мимо копии иконы Божьей Матери Остробрамской, к лестнице, что в подземелье с саркофагами ведет. Она всегда с дальнего конца костела уборку начинает. И вдруг застывает наша Стефания как вкопанная. Потому что прямо в костеле с потолка вдруг спускается самый настоящий призрак…
– Да ты что! – ахнула Машка, неожиданно бледнея под слоем сочного свежего загара. – Я такого жуть как боюсь!
Линда, придавая голосу трагизм, продолжила:
– Призрак Черной дамы… Одетая во все черное женщина покружилась над алтарем, а потом спустилась прямо в центр, в проход между рядами скамеек. И спокойненько пошла себе к выходу. Открыла дверь… Тетка Стефания даже слышала, как стучат каблуки.
– Каблуки?! У призрака? Мама-а-а! – подруга вздрогнула.
Линда кивнула. Если тетка Стефания говорит: каблуки, значит, так оно и есть на самом деле. Это другие соврут – и недорого возьмут. А теточка всегда говорит правду, никогда ничего не сочиняет.
– Магда, слушай мой план. – Линда встала с тахты и заходила по своей комнате, со стен которой пронзительно смотрели плакатные готичные музыканты. – Мы с тобой сейчас идем в Фарный костел. Внедряемся в группы туристов и незаметно с ними спускаемся в подземелье. Если ты помнишь, там две комнаты. Одна закрыта решетками, в ней гробы взрослых Радзивиллов. А справа от лестницы еще есть комната с маленькими детскими гробиками; туда войти можно совершенно спокойно. Вот мы туда пробираемся и прячемся за гробами. А ночью, когда все разойдутся и костел будет закрыт, начнется самое интересное.
– Чт-то начнет-т-ся?
– Магда, никогда бы не подумала, что ты за-икаешься! Как что начнется? Конечно, мы будем караулить призрак! Если Черная дама по костелу даже днем шастает, то уж ночью она обязательно должна явиться. Сто пудов! Это будет так готично! Мы с ней поговорим… Представляешь, мои девчонки в Минске умрут от зависти. Магда?! Магда, ты куда?
Линда попыталась броситься вслед за улепетывающей подругой, но та оказалась ловчее. Мигом выскочила за дверь, потом, распугав бродящих по подворью кур, ускользнула за калитку.
– Магда, а подводка для глаз? – огорченно прошептала Линда, но в ту же секунду задрала подбородок и распрямила плечи.
Подумаешь, подруга сбежала.
Ну и кому от этого хуже?
Только Магде, разумеется.
– Я сама все сделаю. Призрак будет только мой! – воскликнула Линда и, повеселев, пошла в свою комнату, к огромному зеркалу.
Для встречи с призраком, разумеется, надо выглядеть самым готичным образом…
Но, увы, ничего из планов Линды не вышло.
Нет, в костел-то она пробралась, затаилась в усыпальнице Радзивиллов, дождалась темноты. Под высокими костельными сводами очень быстро стало холодно. И – чего уж там скрывать – жутко. Но, конечно, все равно хотелось увидеть этот самый призрак – раз уж было столько приготовлений, да и перед подругами опять-таки похвастать бы не помешало.
Утомленная ожиданием, Линда присела на жесткую скамью… и проснулась от гневного голоса тети Стефании:
– Как тебе не стыдно! Что ты здесь делаешь?! Да креста на тебе нет!
Строго говоря, креста на Линде действительно не было. Так как всем известно: готы никаких крестов носить не должны, но у всякого настоящего гота непременно на шее болтается специальное украшение, анк. Только объяснять все это тетке не было никакой возможности – явно рассчитывая наподдать племяннице, она замахнулась веником.
Пришлось спешно делать ноги.
– Нехристь! – орала на весь Несвиж тетя Стефания и, довольно прытко поспевая следом, больно лупила веником по попе. – Нехристь ты чумазая, куда только твои родители смотрят!..
– Прекрасное платье! Ты в нем такая красивая! Словно сказочная принцесса…
– Да, мамочка! Я очень довольна платьем! Приказчик в магазине не соврал: в точности по последней парижской моде фасон. Смотри, какой рукав – у кисти узко, а к плечу фонариком. Корсаж резной и плотный, а юбка шелковая, как льющаяся! Глянь, я иду, а юбка переливается, словно ручей течет. Придумают же такой фасон и материю!
Тэфа вертится перед зеркалом, то старательно изображает радость при виде роскошного свадебного наряда, то с преувеличенным интересом обсуждает предстоящее венчание и свадебный пир. Хотя больше всего сейчас хочется лишь одного: закрыться в своей комнате, упасть на постельку, накрытую вышитым гладью покрывалом, и горько плакать, и не готовиться ни к какой свадьбе…