– И все? – уточнила я, хотя и по лицу Ванессы было понятно: молодая женщина совершенно искренне рассказала обо всем, что знает. – Вы не бросали мусорный бак вниз – может, случайно как-то так вышло? Вы могли его задеть нечаянно, он был плохо закреплен и рухнул вниз… Пожалуйста, будьте со мной откровенны, это очень важно. Тем более никто ведь не пострадал.
Ее большие глаза вмиг стали и вовсе громадными.
– Наталия! Вы что, думаете, кто-то сбросил эту штуковину вниз сознательно?! Да она сама оторвалась. Может, прикреплена была плохо! Ваша страсть к детективам делает вас такой подозрительной! Да зачем надо мусорный бак вниз швырять?! И кому?! Это же так опасно, людей можно покалечить, если не убить!
Сначала мне показалось: виновный человек не может возмущаться так искренне. Но потом я вспомнила, что рассказывали Вероника и Андрей («за секунду до того, как погас свет, она тушила об урну окурок…») – и сомнения затерзали меня с новой силой. Ванесса же полностью отрицает, что временной промежуток был таким минимальным. И что это может значить?..
Актриса… Она же актриса, причем какая! Преотличная! Только что я словно побывала в театре – передо мной пронеслись и следователь Зотова, и вредная журналистка, и еще вагон и маленькая тележка разных персонажей. Каждый из них был так убедителен даже в своей мимолетности! А что, если Ванесса на самом деле играет? Притворяется? Что-то скрывает?..
Однако если она не психопатка, влюбленная в Дитриха, как я думала раньше, то ей нет никакого резона пытаться проломить мне череп. И Егорка, очаровательный малыш, конечно же, никак не мог насолить Ванессе. А больше там в радиусе падения металлической конструкции никого не было.
Да, Андрей и Вероника сказали, что видели Ванессу возле злополучной урны, – но она же этого и не отрицает. А время… Или Яковлевы что-то перепутали, или просто кто-то что-то забыл, не разобрался, понял по-своему. Вот и все, никакого криминала.
Итак, разобрались. Случайность. Неприятная, досадная – но случайность…
Я так увлеклась беседой о книгах, кино и расплющенной мусорке, что спохватилась лишь тогда, когда в баре выключили электрическое освещение.
Сквозь огромные окна в холл ударили мощные потоки восходящего солнца, и вся наша троица, не сговариваясь, одновременно восхищенно охнула.
Вид из окна открывался великолепный! Курчаво-зеленые горы, синее море под одеялом белой сонной дымки, еще тронутые розовым редкие облачка, бирюзовое зеркало бассейна… В этом сочетании красок было столько умиротворения, так много гармонии, что от восхищения жизнью у меня заняло дух, а грустные мысли испарились. И я подумала, что если реинкарнация есть, то я хочу быть сочно-зеленой пальмой, которая всегда будет видеть безмятежную синь неба и каждый день станет принимать душ из яркого солнца и свежего игривого ветра…
Если бы не Дитрих – конечно, я бы проспала выезд на экскурсию. Но мой верный паж заботливо разбудил меня, потом сбегал в ресторан за коробочками с завтраком. Увидев, что у меня слипаются глаза, прекратил восхищаться проносящимся за окном пейзажем и деликатно умолк.
Теперь, глядя на его искреннюю улыбку, мне вдруг захотелось расплакаться.
Похоже, судьба перепутала. Прислала мне по ошибке прекрасного мужчину. А та женщина, которой предназначен Дитрих, теперь, бедняжка, страдает от одиночества.
– Так как порт Эфеса был полностью засыпан почвой, принесенной рекой Кючюк-Мендерес в начале Средних веков, Эфес уменьшился и утратил свой статус портового города и торгового центра…
Слушая гида, я смотрела в окно, и мне казалось, что время стремительно перематывается в обратном направлении. По обе стороны дороги располагались цветущие зеленые сады, кое-где глаз выхватывал яркие красные пятна – турчанки в традиционной одежде занимались деревьями. И все это было точно так же много веков назад, и есть теперь, и будет, наверное, еще очень долго. Как по-своему прекрасны эти простота, неприхотливость и предсказуемость жизни…
Зафилософствовавшись, я не заметила, как Дитрих отошел в туалет. Оглянулась на «закуковавший» вдруг телефон, и…
Он просто лежал на сиденье – черный добротный телефонный аппарат с загоревшимся экраном, высвечивающим квадратик непрочитанной, только что пришедшей эсэмэски…
Я знала телефон немца как свои пять пальцев, потому что у меня последние годы были аппараты только этой марки. Я вообще поняла, что есть мобильники красивые и есть мобильники работающие. По приемлемой цене совместить и первое, и второе, как мне кажется, нельзя, поэтому я выбираю не дизайн, а надежность, и в этом мы с бюргером схожи…
Сиденье, располагающееся напротив нашего, через проход, было не занято. Сзади – я украдкой оглянулась – тоже никого нет, мы с немцем, не сговариваясь, выбрали в автобусе практически самое уединенное место, как «ряд для поцелуев» в кинотеатре. Впереди сидели туристы, но они внимательно слушали гида. Никто не обращал на меня ровным счетом никакого внимания, и тогда…
Мои пальцы в полсекунды нашли папку со входящими сообщениями.
SPASIBO TEBE ZA KLASSNIJ SEX!!!
Как же больно, когда неожиданно и изо всех сил бьют молотком по голове…
Когда Дитрих вернулся, я так же невинно смотрела в окно и внимала рассказу Боры. На сиденье немца, совершенно в том же положении, как и был оставлен, лежал телефонный аппарат. Не хватало лишь маленькой детали – прочитанной эсэмэски, которую я, сдерживая слезы и одновременно проклиная себя за дурацкую мелодраму, удалила.
Мне было так противно, так гадко, что я второпях даже не успела посмотреть, с какого номера она пришла. И теперь безумно себя ругала.
А может, это расписалась какая-то его давняя русскоговорящая подружка? Ну, вдруг они встречались раньше, давно, в прошлой, докурортной жизни? И вот теперь она, вспомнив непонятно с какого бодуна приятные минуты, просто захотела еще раз ему нежно сказать «дас ист фантастиш!».
Ведь не мог же он, проторчав со мной всю ночь в баре, глядя на меня с преданностью собаки, заботясь обо мне, как о малолетнем дитятке, потом отправиться за приключениями? Ведь он же уверял: ему нужна только я. И что он с удовольствием примет наши дружеские отношения, потому что лучше хоть что-то, чем вообще ничего…
Зачем врать?! Зачем ему было врать?!
– Я принес тебе воды, – улыбнулся Дитрих, протягивая мне маленькую бутылочку минералки. – Я взять холодной, из холодильник, но у водителя есть теплый тоже. И если ты хотеть – то я с удовольствием сходить еще.
– Не надо теплый, – машинально повторила ошибку я, открывая воду. – Мне сейчас как раз надо охладиться!
Щеки пылали. Обида? Да! Она звенела во мне натянутой струной, готовой вот-вот лопнуть, разразиться слезной истерикой, выстрелить очередью упреков.
Когда-то, еще до знакомства с Леней, на первом, что ли, курсе мединститута, у меня был кавалер, который угощал мороженым, водил в кино, дарил цветы. Высокий красивый мальчик – я охотно подставляла губы под его поцелуи, мечтая, что уже скоро мы будем не только целоваться. На экране моих фантазий все время показывали фильмы с нашим участием. Вот он знакомится с моими родителями и говорит о нашем желании пожениться. Вот свадьба, какое роскошное у меня платье. Ребенок, маленький, красивый, наш. Вот…