Через шум музыки очередной стихотворный экзерсис Ванессы не слышен. Кино без звука: размахивает руками в центре танцпола, шевелятся губы, горят глаза. Уже патология какая-то – постоянно притягивать к себе внимание. Может, репетировать надо все-таки на репетициях? А не веселить весь отель! Причем девушка же явно мешает другим отдыхать – вон от нее спешно ретировалась элегантная пара, подозреваю, французов. По-моему, Ванесса уже начинает переигрывать, привлекать к себе излишнее внимание. А если это происходит по каким-то иным причинам? Актриса ведь красива, но, похоже, одинока. Во всяком случае, обручального кольца на пальце нет, а пора бы, девушка созрела, еще пару лет увлеченно поработает – и мужа себе в доме престарелых будет подыскивать, возрастной ценз у подходящих холостяков – нимфеточно-лолитный, хотя из самих уже труха сыплется. Впрочем, на такие стишки если кто и поведется – то явный псих. Или бюргер, который по-нашему не шпрехает. Впрочем, пусть славит Дитриха, чем громче, тем лучше. Так ему и надо, коварному предателю.
– Наташа, а давайте сбежим отсюда. Здесь душно, шумно. И вообще…
Что вообще?
Клин клином?
Мальчик, идея в принципе хороша. Только вот объект для ее реализации не очень. Ты же мне в сыновья годишься! Я просто тобой любуюсь, как любуются красотой моря или цветов – не более того, с искренним восторгом и совершенно безо всяких горизонтальных намерений.
– Неужели вам не жарко? Давайте пройдемся. Только на пляж, – в прохладных аквамариновых глазах запрыгали чертики, – мы больше не пойдем. Не люблю мешать в таких ситуациях. А вы?..
Мне кажется, формально он не говорит ничего пошлого. Только вот его красивое лицо – темнеющие глаза, чуть улыбающиеся губы – пошлят и похабничают.
Я бы с удовольствием впечатала ладонь в смуглую небритую щеку. Но придется отказать себе в этой радости, похоже, у него это без злого умысла, просто нервное. Ох, тяжело жить особам вроде меня, с врожденным гуманизмом повышенной концентрации!
Продолжает обволакивать меня своим чуть хрипловатым голосом:
– Давайте возьмем бутылку вина и посидим в вашем номере… Всего лишь поговорим. Там это удобнее, чем здесь, перекрикивая музыку. Но если вы очень устали – могу вас просто проводить. Время уже позднее, не хотелось бы навязываться.
Что ж, согласна.
Уболтал.
В конце концов, человеколюбие не позволяет мне оставить мальчика в компании раскидистых ветвистых рогов. А в случае излишнего интереса красавчика (как-то он все-таки слишком нежно улыбается) я успею удрать через балкон к бюргеру, постоянно массирующему свой детородный орган. Шило на мыло, конечно, но разве все происходящее в жизни имеет хоть какое-то отношение к логике?..
* * *
Я уже говорила: Андрей похож на француза, тот же самый небрежно-изящный, чуть порочный типаж. Он напоминает вдруг оказавшегося рядом настоящего парижанина или в крайнем случае европейского актера из французского фильма. И еще, оказывается, прекрасно умеет все вокруг себя превращать в неожиданные красивые декорации.
Свет в ванной выключен. Я лежу в плотных хлопьях белоснежной, пахнущей клубникой пены, смотрю на расставленные вдоль раковины круглые свечи, пью потрясающее сладкое вино. И с удивленным удовольствием понимаю – во всем этом нет ничего пошлого или вульгарного. С таким кайфом, безо всяких задних мыслей, я могла бы, валяясь в пене, болтать со своей старой приятельницей.
О да, теперь я точно верю, что семейный бизнес Яковлевых успешен. В Андрее столько такта, понимания, обходительности! Наверное, столкнувшись с таким прекрасным к себе отношением единожды, не продолжать общения просто невозможно! Он опять меня по-настоящему удивил. Я ждала наконец-таки болезненных откровений, снова мысленно перетасовывала колоду утешительных фраз – а парень заботливо предложил, пока он будет ходить в бар за вином… сбросить тесные туфли, снять макияж и забраться в ванну!
Ну счас, умный, понимаешь, выискался! Я тута в ванне буду лежать, расслабляться. А вы придете, начнете руки распускать, и бегай потом от вас. Фигушки, я грамотная, меня на козе не объедешь!
Улыбнувшись, Яковлев ушел, чтобы через пять минут вернуться с флаконом пены, упаковкой свечей и прозрачной коробкой, наполненной разноцветными небольшими шариками ароматизированной соли.
– Если хотите, я могу помочь вам даже смыть тушь. Вероника, когда устает, меня иногда просит, я умею. И массаж, немного, – его пальцы уже энергично сжимают мои плечи, – да, здесь чуть зажато. Ого, а тут как мышцы передавлены! Девушка, да вам надо курс массажа пройти! Если на общий времени нет, то хотя бы массаж спины поделайте, не ленитесь!
Интересно, от обращения «девушка» тащусь только я, бабушка со стажем? Или подобная мелочь тонизирует любую барышню после тридцати?
Прикосновения Андрея были какими-то отеческими, заботливыми, родственными. Или дружескими, подруга иногда по моей просьбе именно так разминает мне спинку. От этого вдруг сделалось легко-легко на душе. Мне стало казаться, что я знаю этого мужчину сто лет, он мой старый приятель, я могу ему доверять. И еще я поняла, что рядом с ним мне очень комфортно.
Я послушно прошла в ванную, повернула кран, плеснула в воду пахнущей клубникой жидкости, стянула платье.
Когда появился Андрей, с бокалами, бутылочкой вина и свечами, я блаженствовала в хлопьях пены, растворивших усталость долгого, насыщенного событиями дня и не менее сумасшедшей ночи. Потом хозяйственный Яковлев притащил с балкона пластиковый стул, повернул его спинкой к ванне.
– Ну вот, а я только собралась кокетливо извлечь из пены ножку и вас соблазнить!
Он весело рассмеялся:
– Вам это не нужно! И мне тоже. Иначе меня бы здесь просто не было. И это – миссия невыполнима, даже для вашего безусловного шарма. Пожалуй, моя жена как-то умудряется заменять мне всех женщин на свете, самых красивых, самых соблазнительных. Знаете, она – уникальный человек. Для меня Вероника – действительно одна-единственная, неповторимая. Других таких нет. Я очень ей благодарен и так счастлив, что она позволила быть рядом с собой…
…Справедливо или нет: одним – все, другим – ничего? «Несправедливо! – закричат страждущие, алчущие, обделенные. – Все забрать и поделить!» А те, у кого это все есть, с ними, как ни странно, согласятся: «Несправедливо…» Лучше – кто бы мог подумать – меньше, да хуже. Легкая ущербность, непреодолимая трудность, болезненная проблема – все это надо бросить в топку характера. Так закаляются сталь, злость, упорство, решительность. Сами по себе они мало что значат. Или даже ухудшают ситуацию. Действительно, выбор между дураком или упорным дураком – это не выбор. Но для совершенства вот такой крепкий стержень – лучшая оправа…
Андрей – успешный мальчик, счастливый, везучий.
Отличная картинка из кусочков генетической мозаики сложилась. Мама – известная актриса, темноволосая красавица с голубыми хрустальными огромными глазами. Стоило лишь слезинке с таких покатиться – рыдал весь прилипший к экранам телевизоров Советский Союз. Отец – баскетболист – спасибо ему за высокий рост и спортивное телосложение. Отдельное мерси – за ранний уход. Не из семьи – вообще в мир иной. Он добился лучшего результата, поставил не существовавший ранее рекорд – ребенка – и умчался прямо в пропасть, непосредственно в вечность. Это было все, что он мог дать и сделать. Молодец: не испортил детство наследника руганью с женой, дальше которой от него ментально была разве что Антарктида. Бабуля по линии мамы – преподаватель истории в МГУ – щедрый дар, высококачественные гуманитарные гены. Дедушка, папин отец, – известный инженер, талантливый математик, так что с соображалкой технического характера тоже все удалось. А еще отчим, режиссер, куда же без него. Снимает редко, но метко. Действительно, гений – все его работы становятся культовыми, растаскиваются на цитаты, обсуждаются до каждого кадра. И при этом – невероятный случай: талант оценен еще при жизни, деньгами, дачами и всем прочим, по максимуму, очень щедро. Художник не голоден, и все его близкие тоже всегда сыты, одеты в заграничные шмотки и постоянно могут получить все, чего только душенька советского человека пожелает.