— Приглядывай за ней. Люциан. Не позволяй ей делать глупостей.
— Он опоздал, — сердито сказала она. — Он уже позволил мне отдаться тебе. Что может быть глупее этого?
Кристиан хотел было ей возразить, но он достаточно хорошо знал Адару, чтобы понять, что она не станет слушать его, будучи в таком настроении.
Так что пусть все остается как есть.
Лучшее, что он мог сделать, — это уйти и дать ей время остыть. Круто развернувшись, он оставил ее с Люцианом, который взирал на него с жалостью.
Кипя гневом, Адара сидела в деревянном походном кресле Люциана. Ее муж был самым несносным человеком из всех, кто когда-либо жил на земле.
«А чего ты ожидала?»
Она хотела, чтобы он был счастлив. Они провели вместе столько чудесных ночей, все ближе узнавая друг друга, что она подумала, что теперь он с радостью воспримет эту новость. Но он не переменился. Нисколько.
— Вы в порядке, моя королева? — спросил Люциан, приблизившись к ней.
— Я раздавлена, Люциан. Раздавлена. Боюсь, тут уже ничего не поделаешь. Кристиан разбил мне сердце.
— Что он сделал? Скажите одно слово, и я пойду и… ну, он будет осыпать пинками мой зад всю обратную дорогу до шатра, но в отместку я измажу грязью его одежду и запачкаю его своей кровью.
Адара улыбнулась, услышав его великодушные слова.
— Я сказала ему, что я в положении, а он был не рад услышать эту новость. Разве он не должен быть вне себя от радости?
Она никак не ожидала, что Люциан будет не согласен с ней.
— Возможно, нет, моя королева.
— Что ты имеешь в виду?
Люциан выглядел несколько сконфуженным.
— Это довольно тяжкая обуза для любого мужчины. Даже я был бы встревожен.
— Почему один ребенок должен вызывать у него тревогу, когда он командует сотнями людей? Ты же не видишь, чтобы я тревожилась, не так ли?
— Вообще-то, моя королева, вижу. Сузив глаза, она посмотрела на него:
— Да что это с вами, мужчинами, такое, что вы стоите друг за друга горой в таком деле?
Адара тотчас развернулась и, пытаясь выскочить из шатра, налетела прямо на Фантома.
— Прочь с дороги, мужлан!
Фантом выгнул бровь, когда она протиснулась мимо него. Совершенно изумленный, он проводил ее взглядом.
— Моя королева! — воскликнул Люциан, выскочив из шатра вслед за ней.
Она не оглянулась.
— Итак, когда ожидается появление ребенка? — спросил Фантом.
Люциан замер.
— Откуда вам известно, что она в положении?
— Эмоциональный всплеск без видимой на то причины, когда она проклинает всех мужчин. Она в положении, вне всяких сомнений. — Он покачал головой. — Бедный Кристиан. Я сочувствую любому мужчине, которому приходится спорить с беременной женой. Они могут вести себя в высшей степени неразумно.
— Вы бы тоже так себя вели, если б что-то пинало вас всякий раз, как вы пошевелитесь.
Обернувшись, они увидели у себя за спиной Коррин. Девушка устремила на них укоризненный взгляд.
— Вам обоим должно быть стыдно. Для женщины наступает страшное время, когда она оказывается в подобном положении. Известно ли вам обоим, сколько женщин умирают при родах?
Это тотчас привело их в чувство.
Осознав это, Фантом почувствовал, как у него в горле встал комок, и спросил себя, не испытал ли Кристиан то же самое.
Адара пошла к Йоану и приказала ему поставить для нее отдельный шатер. Она понимала, что ведет себя неразумно, но ей было все равно.
Это мгновение должно было стать одним из самых счастливых в ее жизни. Кристиан должен был разделить с ней ее радость. Сотни раз она мысленно готовилась к тому, как заведет с ним разговор на эту тему, но в любой из воображаемых ею сцен Кристиан всегда приходил в восторг от этой новости.
Как смеет он рушить ее мечты?!
Слезы навернулись у нее на глаза. Почему их брак не мог быть таким, какого она жаждала? Но нет, Кристиан упорно продолжал быть невыносимым.
Прекрасно. Настала ее очередь быть невыносимой.
«Пути Господни неисповедимы…» Кристиан остановился у собора, куда он пришел за отпущением грехов и не получил его. Во всяком случае, у себя самого. Он никогда не мог с уверенностью сказать, почему продолжает исповедоваться и посещать мессы, когда его вера в Бога была полностью разрушена много лет назад.
Скорее всего по привычке. Он мог объяснить это только так. Не слушая произносимых латинских фраз, он стоял среди прихожан, пытаясь найти что-то, что смогло бы умерить страшный гнев, который жил в его душе, на несправедливость того, что предлагает жизнь.
Он никогда не мог обрести покоя. Не мог, пока в его комнате не появилась некая королева и не обнажила перед ним свое тело.
И не только тело.
Она заставила его демонов замолчать. Ее подобный музыке смех окончательно прогнал их.
А теперь он испытывал еще больший ужас перед жизнью, чем когда-либо прежде. В сущности, он всегда боялся быть счастливым. Боялся позволить себе познать радость.
Как долго эта радость продлится?
Отчего бы ей не длиться долго? Кристиан заколебался, услышав голос в голове: «Для всего сущего отмерен свой срок, и для каждого дела на земле отведено свое время: время убивать и время исцелять; время плакать и время смеяться; время скорбеть и время танцевать».
Он плакал и скорбел. Может, настало его время радоваться? Любить женщину и оберегать ребенка? Почему они не могут быть наградой за все, что он выстрадал?
Наверняка это возможно.
Улыбаясь этой перспективе, Кристиан повернул за угол и направился обратно в лагерь. Он нечаянно задел проходившего мимо незнакомца, одетого в платье купца.
— Простите, — сказал он и вдруг почувствовал, как болезненный укол пронзил его грудь.
За ним последовал другой — уже в спину, после чего уколы посыпались один за другим.
Ноги Кристиана подогнулись, когда боль заполонила каждую клеточку его тела. Упав на мостовую, он увидел мужчин, напавших на него с ножом.
Тот, которого он случайно задел, улыбнулся тому, что напал на него сзади.
— Я же говорил тебе, что терпение — ключ к успеху. Что рано или поздно он отделится от остальных и попадет прямо к нам в руки.
— Базилли щедро нам заплатит.
Кристиан попытался вытащить меч, но не успел — «купец» отобрал его. Когда мужчина потянулся за фамильной эмблемой его матери, Кристиан попытался сопротивляться, но добился лишь того, что тот снова ударил его ножом.
Тело Кристиана забилось в конвульсиях.