«Возможно, этот дьявол прикончит меня, — подумал Линус, прикрывая рот и нос влажной тряпкой из раковины. — Я должен предупредить Конора. Нельзя допустить, чтобы его схватили. Я подожгу аварийные сигнальные ракеты».
Конор всегда беспокоился, оставляя Линуса одного в башне, даже несмотря на то, что американец за свои пятьдесят с лишним лет без его помощи пережил не одну войну и тюремное заключение. Поэтому он установил на крыше целую серию аварийных сигнальных ракет. Запальные шнуры были выведены вниз, в самые разные места по всей башне, и заканчивались муфтами с серой. Достаточно было дернуть муфту, чтобы запал сработал. Запальные шнуры были связаны между собой; стоило воспламенить один, как вспыхивали все остальные.
Ближайший запал находился в помещении, которое они в шутку называли гостиной. Там перед очагом в кружок стояли кресла; Линус использовал очаг как перегонный куб.
«От этой бойницы до гостиной пятнадцать шагов. Один шаг вниз. Скамья у стены. Я проходил мимо этого места сотню раз на дню».
Наконец-то Линус выкашлял из легких пороховой дым и осторожно начал свой короткий переход. Вот будет позор, если он провалит все дело, подвернув ногу. Времени у него полно. Вряд ли Бонвилан станет ломиться в дверь, понимая, что в этом случае обстрелять его будет проще простого.
«Иди медленно, но уверенно».
Внезапно Линус вздрогнул: целый град выстрелов обрушился на дверь, заставляя ее металлическую обшивку звенеть, словно колокол. Винтер в недоумении опустился на четвереньки.
«Неужели маршал совсем спятил? Дверь же укреплена; он сам обратил внимание на это. Зачем стрелять в нее?»
Ответ был очевиден, и почти сразу же Линус сообразил, в чем дело.
«А-а, он не пытается убить меня, он пытается отвлечь меня. Значит, он не один…»
В шею Линуса уперлось что-то холодное, острое, металлическое.
— Ты оставил дверь на крышу открытой, старик, — произнес по-английски голос с сильным акцентом.
Линус мгновенно сообразил, кто это. Султан Ариф, смертельно опасный помощник Бонвилана.
— Тебе должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было, — продолжал Султан, — что иногда неприятности приходят сверху.
«Запал. Я должен воспламенить его».
Линус сделал рывок в сторону гостиной, почувствовав, как глубоко лезвие проникло в шею, но от Султана Арифа было не убежать. Капитан схватил его, словно вырывающегося щенка, и поставил на ноги.
«Не теряй направления. Помни, где ты».
Нелегкая задача, когда шею обжигает боль, а по спине течет кровь.
Не успело еще смолкнуть эхо выстрелов, как Султан резко развернул его. Линус полностью потерял ориентацию.
«Сконцентрируйся. Где ты?»
В итоге сам Султан облегчил ему задачу.
— Давай спустимся и встретим нашего господина.
Он с силой толкнул Винтера через всю комнату. Заскрипели дверные засовы, в лицо ударил порыв прохладного воздуха.
«Я рядом с дверным проемом», — подумал Линус, пытаясь нащупать дверную раму.
— Я схватил слепого, маршал, — загремел в ушах голос Султана. — Он тут один. Здесь есть веревочная лестница… сейчас отвяжу ее.
— Не нуди, Султан. Просто столкни его вниз. Это забавно — смотреть, как падает слепой.
Султан вздохнул; поступать так было бесчестно, но честь — не то качество, которое ценит маршал.
— Расслабься, старик, а не то переломаешь все кости.
Кожа его пальто заскрипела, когда он согнул руку, собираясь толкнуть Линуса. Тот дождался нужного момента и вскрикнул, когда Султан сбросил его вниз. Вскрикнул достаточно громко, чтобы скрыть звук, с которым он с силой дернул запальный шнур, проложенный вдоль дверной рамы.
Линус вскрикнул и в тот момент, когда снова пришел в себя, потому что, как только голова его ударилась о землю, он кое-что увидел. Вспышку света. Всего на мгновение — и тьма снова окутала его. Дышать было тяжело — на грудь давила нога в сапоге.
— Я тебя помню, — сказал Бонвилан. — Ты играл на пианино для короля. Очень хитроумно, слепой шпион. Ну, дружище, с твоей игрой на пианино покончено. И со шпионскими играми тоже.
— Будь ты проклят, Хьюго Бонвилан! — храбро прохрипел Линус. — В аду для таких, как ты, уже готова специальная яма.
Маршал рассмеялся.
— Не сомневаюсь, почему и намерен как можно дольше не расставаться с жизнью. Твое расставание с ней, однако, совсем близко — если не ответишь на мои вопросы.
Линус тоже рассмеялся, с оттенком горечи.
— Просто убей меня, Бонвилан. Твоя тюрьма меня не сломила. И тебе не удастся.
— Знаешь, ты, наверное, прав. Уверен, ты будешь сопротивляться до последнего вздоха. Никогда не понимал вас, принципиальных людей. У Султана тоже есть принципы, но он умеет их игнорировать, если ситуация того требует. На самом деле я в тебе совсем не нуждаюсь. Все очень просто: Брокхарт вернется и я дождусь его.
— Может, и не так просто, — сказал Линус.
В этот момент штук шесть сигнальных ракет взлетели в небо и взорвались розово-красным, подсветив нижнюю сторону темных облаков.
Бонвилан в смятении смотрел, как они снижаются.
— Предупредительные сигнальные ракеты. Какой этот юный Брокхарт изворотливый! Клянусь, временами мне кажется, будто я всю жизнь пытаюсь похоронить его.
— Помощь вот-вот придет, — прохрипел Линус. — Люди вызовут пожарную команду.
Бонвилан ненадолго задумался, стуча по лбу костяшками пальцев.
— Принеси из башни бумагу и ручку, — приказал он Султану. — Я приколочу к голове этого человека личное приглашение.
— Мне не нравится идея убивать слепого, маршал, — спокойно сказал Султан.
— Мы обсудим это позже, капитан, — прошипел Бонвилан тоном отца, не желающего, чтобы его слышали дети. — Когда ты был солдатом, то не отличался такими высокими моральными принципами.
— Тогда шла война и все были солдатами. Это же старый, слепой человек.
— Принеси мне ручку! — раздраженно повторил Бонвилан.
— Я не развернул лестницу.
— Не развернул? Не развернул?! Ты что, заделался Вильямом Шекспиром? Выстрели из арбалета и поднимись по веревке.
Султан кивнул в сторону города.
— На это уйдет несколько минут. Не думаю, что у нас хватит времени.
Бонвилан сердито воззрился на него.
— Это уже чересчур, Султан. Горячо надеюсь, что именно этот старик воткнет нож тебе под ребра. Тогда я склонюсь над тобой, умирающим, просто чтобы напомнить, что я тебя предупреждал.
Султан подчеркнуто низко поклонился, демонстрируя свою глубокую верность.