После этого происшествия лекция профессора вновь вернулась в старое, давно пересохшее русло. Нечленораздельно пробормотав какую-то загадочную фразу о биполярных отражателях, Зубов вновь надолго замолчал, продолжив нанесение на доску неведомых остальному миру иероглифов. Через пять минут, глядя на это безобразие, Кедман откровенно начал клевать носом, Пацук и вовсе принялся храпеть без зазрения совести, а старшина изо всех сил пытался не дать глазам слипаться. И лишь один Зибцих стойко сохранял строго вертикальное положение торса и даже ни разу не зевнул. Сергей подивился стойкости немца, но поскольку сам со сном справлялся из последних сил, решил не нарываться на возможные санкции со стороны всевидящего майора и вмешался в учебный процесс:
— Товарищ профессор, все, что вы написали, наверное, безумно интересно. Но нас как борцов с нашествием интересует в первую очередь практическая польза ваших исследований, — и толкнул Зибциха в бок. — Во, блин, е-мое! Могу нормально говорить, когда хочу, еври бади?!
Ганс вздрогнул и удивленно посмотрел на старшину. Шныгин ответил взаимно непонимающим взглядом и, лишь увидев пробуждающиеся искорки сознания в глазах немца, сообразил, что тот давным-давно спал. Причем, умудрялся это делать с прямой спиной и открытыми глазами. Осознание этого факта дало старшине повод во второй раз удивиться тренированности Зибциха. Что Шныгин и сделал. Профессор тоже удивился. Но поскольку Зубов о феноменальных способностях ефрейтора ничего не знал, то и удивился он не умению Ганса спать с открытыми глазами, а тому, что рядом с ним кто-то есть.
— Вы что здесь делаете?! — завопил профессор, добавив к размахиванию руками еще и мотание головой. — Какого дьявола всякие идиоты постоянно мешают мне работать? Кто, вообще, эту банду головорезов в мою лабораторию пустил?..
Уже не чаявшие еще хоть раз в жизни услышать голос Зубова, Кедман с Пацуком были настолько ошарашены воплями профессора, что даже проснулись без команды. Причем, оба вскочили со своих мест, вытянувшись по стойке «смирно». Хитрый украинец тут же сообразил, что попался на уловку, подобную той, которую используют преподаватели в военных училищах, когда выкрикивают на лекциях приказ: «те, кто спит, встать!» Естественно, семи пядей во лбу Пацуку не требовалось для того, чтобы понять, сколько лишних нарядов за такое пренебрежение к знаниям он от Раимова получить может. Поэтому Микола, вместо того чтобы стоять, как истукан с острова Пасхи, коего в данный момент символизировал Кедман, истошно завопил:
— Так точно, товарищ профессор, мы хотим узнать от вас все, что вам известно об оружии пришельцев!
— Почему он орет? — неизвестно у кого поинтересовался Зубов, а затем закричал сам:
— Какое оружие? Какие пришельцы? Мы находимся в серьезном научном заведении, а не в какой-нибудь лавке доморощенного «уфолога». И вообще, спрашиваю в последний раз, кто вас сюда впустил? — и тут же осекся. — Правильно. Я вас сам сюда и впустил. У вас тут как бы занятия. Вот и хорошо! Теперь кто мне скажет, что написано на доске? — ответом Зубову было гробовое молчание. — Ну и правильно. Я и сам ни фига этого не знаю… Ладно, разберем варианты ответа на мой вопрос на следующей лекции. Дома вы должны будете составить доклад о дестабилизации кислотно-щелочного баланса во рту в случае тщательного пережевывания пищи. Все. Можете быть свободны.
— Из какой психушки его вытащили? — поинтересовался у сослуживцев Пацук, кивнув головой в сторону профессора.
— Из Российской академии наук, — ответил всезнающий Зибцих, и все остальные понимающе закивали глазами. Дескать, ну тогда нам все ясно!..
В кубрик вся четверка возвращалась молча. Микола подозрительно косился на сослуживцев, пытаясь понять, кто из них, заорав на лекции, подложил ему свинью, в данной своей ипостаси напрочь утратившую статус всеукраинской любимицы. Тщательно взвесив все «за» и «против», Пацук пришел к выводу, что на такую гадость способен только один человек. Зибциха Микола отмел сразу, поскольку был уверен, что педантичный немец без приказа сверху был лишь на самостоятельную уборку в помещении способен. Негр тоже на роль свиноподкладывателя не годился. Хоть Пацук и не любил американца, но твердо знал, что у них в армии учиться не принято. Да и в войска попадают исключительно те люди, которые из всех школьных предметов проходили только первый и последний звонок. Следовательно, Кедману на занятиях присутствовать не доводилось, а значит и придумать то, что во время лекции можно сделать какую-то гадость, он просто не мог. Оставался только Шныгин. Вот на него-то и начал Микола точить свой правый клык!.. Ну а с напильником во рту разговаривать было несподручно. Вот украинец и молчал.
У остальных агентов для сохранения тишины были свои причины. Шныгин к болтунам не относился. Разве что после литра водки. Да и тогда относился крайне отрицательно. Кедман, не знавший практического применения всем словам, не считающимися частью армейских команд и баскетбольных терминов, может быть, и хотел что-то сказать, да на ум ему ничего, кроме любимой кричалки капралов — «левой, левой, раз, два, три» — не приходило. Ну а умный Зибцих изо всех сил пытался понять, какова же была цель только что прошедших спецзанятий, если никаких новых спецзнаний от спецпрофессора они не получили. Ганс даже хотел спросить об этом своих боевых товарищей, но решив, что вразумительного ответа, кроме «хрен его знает», получить не удастся, оставил свой вопрос про запас. До следующей лекции.
— Товарищ майор, какие извращения у нас еще на сегодня запланированы? — вытянувшись в струнку перед видеокамерой наблюдения, первым делом поинтересовался Пацук, едва оказался внутри кубрика.
Камера в ответ сердито мигнула светодиодом и, издав ехидное жужжание, отвернулась в угол. Видимо, Раимова за сегодняшний день украинец настолько достал, что у майора уже сил никаких не было даже для того, чтобы наблюдать на экране монитора гладко выбритую голову Пацука с оселедцем на макушке. Микола довольно ухмыльнулся и попытался заглянуть в глазок видеокамеры.
— Так что, товарищ майор? Будут на сегодня еще какие-нибудь приказания? — нацепив на лицо подобострастное выражение, не унимался Пацук. — Вы там тоскуете, небось, в одиночестве? Может быть, песню вам спеть? Украинскую?! — и завыл самым отвратительным голосом, какой только можно было отыскать на Украине:
— Ой, у вишневому садочку, де соловейко щебетав…
— Молчать, агент Пацук! — не выдержав пытки фольклором, завопил в динамики майор.
— Что, не нравится? — откровенно удивился Микола и тут же оскалился. — А вот буду петь, товарищ майор! Тут, между прочим, наше личное помещение и вести постоянное наблюдение и подслушивание вы прав никаких не имеете. В конце концов, мы не в зоне находимся, а на контрактной службе. Так что, не хотите песни слушать и мою гарну внешность наблюдать, так выключайте на хрен ваши гляделки и слухалки!..
— Так они же в кубрике исключительно для вашей безопасности поставлены, — попытался объяснить Раимов. — Я же должен буду меры принять, если к вам туда пришельцы ворвутся…
— А как они сюда попадут, кроме как через центральный вход? — ехидно поинтересовался есаул. — Вот и наблюдайте за центральным входом, а у нас тут смотреть не на что, — и снова взвыл: — До дому я просилася, а вин мене ж все не пускав…