Двенадцать подвигов Рабин Гута | Страница: 33

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Тут меня кто-то звал? – поинтересовался Рабинович, влетая на поляну верхом на взмыленном жеребце.

Ну, наконец-то!.. Высунув язык, я круто завернул и пристроился рядом с хозяином, угрожающе оскалив клыки. Увидев всего лишь одного тощего Рабиновича, пусть и на коне, но без меча, Прокруст осклабился и, радостно подвывая, рванулся вперед, не забывая раскручивать цепи над головой. Но не успел он пробежать и пару шагов, как на поляну вылетели Жомов и Гомер. Обезьяноподобный варвар резко затормозил.

– Та-ак, а вот это уже не по правилам, – уперев руки в бока, нагло заявил Прокруст. – Трое на одного, да еще и бешеная собака…

Ты кого, сволочь, собакой бешеной назвал?!

– Фу, Мурзик, ты свое дело сделал, – как всегда, осадил меня Рабинович, альфа-лидер хренов, и посмотрел на уродца. – Трое на одного, говоришь? Будешь дальше возникать, сейчас четвертый и пятый подъедут.

– Ничего у вас не получится! – нагло заявил в ответ Прокруст. – В этом месте подлость и мошенничество разрешены богами только мне. И победить меня может только настоящий герой. Причем в одиночку. Ясно вам?

– Сеня, да что ты с ним разговариваешь? – встрял в разборки Жомов. – Дай я ему разочек из тыквы бубен сделаю, и поедем дальше.

– Нет. Я сам, – осадил его мой хозяин и спрыгнул с коня. – Герой, говоришь, тебе нужен? Что-то достали вы меня все в последние дни с этими героями. Иди сюда. Будет тебе герой.

Сеня отстегнул от пояса дубинку и, размяв кисти, твердым шагом направился к Прокрусту. Поскольку доспехов на уродце не было, поначалу я решил, что мой Рабинович сошел с ума, собравшись драться резиновой дубинкой против металлических цепей, но почти сразу сообразил, что именно хочет сделать мой хозяин.

Увидев единственного и почти безоружного врага, смело идущего навстречу, Прокруст дико завыл и, раскрутив цепи над головой, смело бросился вперед. Подбежав на расстояние удара, он что есть силы метнул цепи в Рабиновича. Сеня мгновенно присел и, выставив вверх дубинку, сориентировал ее навстречу летящей куче бронзы. Цепи спружинили о дубинку, а поскольку Прокруст не выпустил их концы из рук, то полетели они не куда-нибудь, а прямо в мерзкое рыло придорожного маньяка. С глухим звуком цепи ударились прямо в лоб Прокрусту, и он тут же рухнул на траву, не издав ни единого звука.

– Вот так-то, – усмехнулся Рабинович. – А ты говоришь, что тут герой нужен.

Пнув ботинком поверженного врага, мой Сеня гордо прошествовал к Прокрустову ложу и остановился так, чтобы Немертея могла его видеть. Узрев, кто именно ее спас, девица открыла от удивления рот и часто-часто захлопала ресницами. Рабинович снова ухмыльнулся. На этот раз, видимо, пародируя Джека Николсона.

– Это снова вы? – наконец смогла пролепетать Немертея.

– Увы, да, – развел руками Сеня. – Впрочем, если моя кандидатура в качестве спасителя вас снова не устраивает, я могу оставить все как есть и поехать дальше своей дорогой.

Так я тебе и поверил! Однако провести прикованную к ложу девицу оказалось куда проще, чем такого опытного и умудренного жизнью кобеля, как я. Немертея снова часто заморгала и, поджав губки, отрицательно покачала головой.

– Нет-нет, – выдохнула она. – Я очень вам благодарна за спасение и должна перед вами извиниться за те грубые и неверные слова, которые сказала вам на поляне. Сегодня утром я видела Зену. Она была не только живой, но еще и с особым удовольствием вспоминала о вашем огромном спутнике. Зена сказала, что хотела бы еще раз встретиться с ним. Вот и получается, что я обвинила вас огульно. Требуйте от меня все, что хотите, в наказание за лживые обвинения. Я готова выполнить все ваши условия.

– Потребовал бы я у тебя, – буркнул себе под нос Рабинович так тихо, что только я услышал. А вслух он сказал совсем другое, неожиданно даже для самого себя перейдя в разговоре с Немертеей на «ты»: – Забудь, я не злопамятный. А сейчас просто скажи, отвязывать тебя от этой кровати или ты еще полежишь?

– Спасибо, я уже отдохнула, – затрясла головой девица, и Сеня принялся возиться с застежками.

Открыть их Рабиновичу никак не удавалось, и пришлось спешиться Жомову, чтобы помочь другу в беде. Подойдя к ложу, Ваня двумя мощными рывками вырвал с корнем застежки, и Сеня тут же протянул вперед руку, помогая этой взбалмошной девице встать.

Видя, как засверкали при этом глазки у моего хозяина, я невольно вздохнул. Какой-то древний мудрец сказал: «Сделай добро и подложи его под дверь соседу!» А у меня все наоборот получается – свое добро всегда ношу с собой. Ведь знал же, когда спасал Немертею, что мой Сеня ее непременно с собой потащит. Знал, что теперь к обществу помешанного поэта, впавшего в детство Геракла и трехглавого второгодника добавится еще и воинствующая правдолюбка. Понимал, чем все это может обернуться, и все-таки вытащил дамочку из лап маньяка. Не знаю, как правильней объяснить человеческим языком, но путешествовать в такой компании – все равно что сунуть морду в муравейник, а хвост положить на подстилку из-под блохастого кота. В общем, ужас! И все это я сделал своими клыками и горлом. Ну да ладно. Придется потерпеть, если хозяину моему от этого легче будет. А Сеня тем временем повел Немертею к въехавшей на лужайку колеснице.

– Андрей, возьми даму к себе. Она с нами до Дельф поедет, – приказным тоном сообщил криминалисту Рабинович.

– Да я вам что, катафалк, что ли? – взвился Попов. – Что вы мне в телегу весь хлам ненужный грузите? Сажай эту шизанутую скандалистку к себе на лошадь да и вези хоть до Дельф, хоть до Олимпа, хоть до собственной постели!

– Вы несправедливы ко мне, – поджала губки Немертея. – Я не скандалю, а требую от людей, чтобы они всегда и во всем проявляли хотя бы элементарные принципы справедливости…

– Знаешь что, дорогая, – перебил ее Андрей. – Найди себе мужика, и пусть он у тебя что хочешь проявляет. Хоть принципы, хоть фотографии. А от нас отстань, всех богов ради!

– Слушай, Попов, заткнись, а? – не выдержал Сеня. – Я тебе сказал, что девушка с нами поедет, значит, именно так и будет. А не нравится тебе, так иди пешком.

– Вот даже как? – ехидно поинтересовался Попов. – Да я вообще могу в другую сторону идти, и горите вы все со своим Зевсом синем пламенем…

– Цыц, петухи! – это уже Ваня Жомов торпедой влетел между двумя взаимно оскорбленными друзьями. – Вы еще из-за бабы мне подеритесь. Обоих сразу скручу, в колесницу брошу и до конца дороги кляпы изо рта не выну.

И с этим я не мог не согласиться. А чтобы показать Ване свою солидарность с его решением, я тоже встал между моим Сеней и Андрюшей, поочередно оскалив на обоих клыки. Несколько секунд, пока Немертея стояла в сторонке, потупив очи, оба буяна смотрели друг на друга злыми глазами, а потом Попов недовольно покачал головой.

– Нет, Ваня, так дело не пойдет, – расстроенно хмыкнул он и вдруг широко улыбнулся. – Я же с кляпом во рту к завтрашнему утру с голоду сдохну.

Рабинович, увидев его ухмылку, несколько секунд из последних сил пытался сохранить серьезное выражение лица, но затем не выдержал. Сначала мой хозяин прыснул в кулак, а уж затем захохотал во все горло. Жомов, посмотрев на обоих, покрутил пальцем у виска, но этот идиотский смех оказался столь заразным, что и он сдался и заржал, схватившись за живот и грохнувшись в траву. Его поддержал Гомер, а Геракла и вовсе уговаривать не нужно было. Полубог сейчас находился в таком состоянии, что ему лишь палец покажи, и он смеяться станет. Последней покорилась смеху Немертея, и минут пять все просто давились слезами. А когда приступ прошел, Андрюша Попов, растирая кулаком глаза, сделал широкий жест: