– По-моему, Ваня, ты дурак, – обреченно проговорил Рабинович, даже не потрудившись покрутить пальцем у виска. – Превышение служебных полномочий тебе, конечно, тут никто не пришьет, но труп одной из ключевых фигур греческих мифов будет на твоей совести.
Жомов недоверчиво посмотрел на друга, а потом нагнулся над поверженным сыном Зевса. Рядом в ту же секунду оказалась Немертея и, не обращая внимания на ревнивые взгляды Рабиновича, расстегнула застежку туники Геракла. Припав ухом к груди, титанида попросила тишины, пытаясь прослушать сердце полубога. Как ни странно, но оно билось!
– Ну, я же вам говорил, что с ним ничего не случится, – принялся врать Жомов, но фразу докончить не успел.
Прямо посреди ясного неба грянул гром, и поляну осветила молния. Гомер свалился ниц, Попов втянул голову в плечи, а Сеня с Жомовым удивленно уставились вверх. Там, прямо посреди ветвей опаленного дерева сидела громадная птица с женской головой и торсом, не прикрытым даже перьями. Науке неизвестно, куда смотрел Жомов, а вот Рабиновича голова не интересовала. Помесь птицы и девушки удивленно осмотрелась, а затем во все горло хрипло провозгласила:
– Будь я проклята, если еще раз соглашусь работать на полставки не по своей специальности. Вечно отправляют меня ко всяким уродам и при этом даже надбавки за моральный ущерб не начисляют.
Затем помесь прокашлялась и продекламировала уже совсем другим, удивительно мелодичным голосом:
– Если б имели мозги, вы бы их поломали, думая, как результата добиться в исканьях. Было же сказано: «Слушайте голос сердца!» Многих проблем удалось избежать вам тогда бы!
После этого странное существо на секунду застыло, а затем поинтересовалось у самой себя: «Ничего не забыла?» И, утвердительно ответив на свой же вопрос, тут же проделало фокус с громом и молнией, добавив дереву опаленных ветвей и растворившись в воздухе.
– Нет, я еще мог понять, когда тут кому-то удалось людей с лошадями скрестить, но чтобы женщину с птицей… – удивленно пробормотал Рабинович. – Интересно, а продукт получился живородящий или яйцекладущий? Слушай, Поп, а может быть, это твоя работа? Типа свистящего рака?
Андрюша открыл рот, собираясь приложить Рабиновича матом, но сказать ничего не успел, потому что в этот момент зашевелился и застонал Геракл. Все внимание тут же было обращено к сыну Зевса и Немертее, заботливо помогавшей ему принять вертикальное положение. Геракл сел и помотал головой, стараясь очнуться после нокаута.
– У кого-нибудь есть сотовый? Папе позвонить нужно, – деловито поинтересовался он, окончательно приходя в себя, а затем удивленно замер и, обведя присутствующих испуганным взглядом, растерянно поинтересовался: – А что я сейчас такое сказал?
– Неважно, – махнул рукой Рабинович, подходя поближе к Гераклу. – Ты помнишь, как тебя зовут? – Тот кивнул головой, продолжая удивленно смотреть в обеспокоенные лица вокруг. – А кто твой отец?
– Ну вот, и вы тоже издеваться надо мной начали, – меланхолично констатировал Геракл. – Сами же знаете, что мой папа – большая шишка на Олимпе. Что, мне теперь из-за этого и на людях показаться нельзя?
– Свершилось! – радостно завопила Немертея, подбегая к Жомову и восхищенно глядя ему в глаза. – Ты, как и положено настоящему герою, не только доблестный воин, но и великий врачеватель!
– Да ладно, чего уж там, – смутившись, покраснел Ваня. – Это не я. Это тесть…
– Жомов, у тебя жена дома, – ревниво посмотрев на них, напомнил другу Рабинович. Тот обреченно кивнул головой и пошел проверить лошадей. Сеня облегченно вздохнул и повернулся к Гераклу.
– Что тут вообще происходит? – удивленно поинтересовался тот. – Где мы и зачем вы меня сюда притащили?
Рабинович удивленно посмотрел на него, решив, что сын Зевса помешался окончательно, но все оказалось намного проще. Видимо, удар Жомова, поменявший полярность контактов в голове Геракла, заодно и отключил все воспоминания, связанные с путешествием. То, что было до встречи с Телемом, сын Зевса теперь помнил, а вот оставшийся промежуток с того момента до сегодняшнего дня – совершенно забыл.
Сеня посчитал, что пытаться подробно рассказывать Гераклу о всех приключениях, выпавших на их долю, будет нецелесообразно. Пообещав изложить всю историю в деталях позднее, Сеня кратко ввел полубога в курс дела и потребовал немедленно проводить всю экспедицию на Олимп.
– Не могу, – буркнул в ответ Геракл. – Простым смертным свободный вход туда запрещен, а после исчезновения папы даже экскурсии отменили.
– Может быть, попросить Ваню, чтобы он тебя еще разок стукнул? – оторопев, поинтересовался Рабинович. – Или давай я тебе в другое ухо дубинкой заряжу?!
– Спасибо, не нужно, – немного подумав, отказался Геракл и встал с земли. – Ладно, пошлите. Только, если вас с Олимпа выгонят или в каких-нибудь жаб превратят, на меня потом не жалуйтесь. Я вас предупредил!
Возражений не последовало, если, конечно, не считать возражением фразу Жомова о том, что еще неизвестно кто, кого и откуда выгонит. Геракл грустно посмотрел на членов экспедиции и в присущей ему манере, от которой менты уже успели отвыкнуть, опустив голову и ссутулив плечи, поплелся прямиком в лес. Лошадей и колесницу брать с собой он запретил, объяснив, что они просто не смогут пройти на Олимп – таможня не пропустит. А вот рассказать, куда же пропала сама гора, кто ее спрятал и почему ее никому не удается найти, он толком так и не смог. Менты устроили сыну Зевса перекрестный допрос, но тот либо еще не отошел от контузии, либо с детства был кретином, либо действительно практически ничего не знал. Иначе одного жомовского поигрывания дубинкой хватило бы для того, чтобы заставить говорить даже Зою Космодемьянскую.
В общем, доблестные российские милиционеры, хорошо натасканные на выбивании признаний у подозреваемых, пытали Геракла долго, но добились немногого. По словам полубога выходило, что даже сами обитатели Олимпа никак не могли понять, что происходит с их домом и с окружающим миром. Просто, проснувшись однажды утром, они обнаружили, что Большой Босс исчез. Значения этому не придали никакого, поскольку Зевс любил ходить налево, а вот пропаже Олимпа с лица земли удивились здорово.
Первым подобное чудо обнаружил персональный враг Жомова в данной вселенной – Гермес. Ему, как обычно, не сиделось дома. К тому же в то утро Гефест отдал ему модернизированные парой новых клепок крылатые сандалии, вот бог плутов и решил их быстренько обкатать. С Олимпа он выбрался довольно легко, пробежал пару сотен километров, а вот когда возвращался назад, тут и офигел – Олимпа на месте не оказалось!
Поначалу Гермес ударился в панику и стал истерично вопить, призывая проклятье на головы всех, кто посмел умыкнуть гору и тем самым лишить его крыши над головой. Но затем, устав орать, закрыл глаза и тут же почувствовал, как сандалии, натянутые на его тощие ноги, сами понесли его в нужном направлении. Так он и шел, не решаясь разлепить буркалы, пока не уткнулся носом в стену собственного дома. А затем, радостно завопив, бросился рассказывать остальным богам о происшествии.