– Лейтенанта Ларри Дугласа?
– Да, – ответила Ноэль, с трудом сдерживаясь.
– Подождите минуточку.
Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем тот же голос произнес:
– Лейтенант Дуглас отпущен в увольнение на субботу и воскресенье. Если у вас что-нибудь срочное, его можно застать в танцевальном зале гостиницы «Савой» на вечеринке у генерала Дэвиса.
На этом связь прервалась.
* * *
На следующее утро горничная, собравшаяся навести порядок в номере Ноэль, застала ее на полу почти без чувств. Секунду она смотрела на Ноэль, намереваясь просто убрать помещение и уйти. Однако сделать это не решилась. Почему подобные вещи случаются именно в ее номерах?
Она подошла к Ноэль и дотронулась до ее лба. У Ноэль явно был жар. Ворча под нос, горничная поплелась в холл и попросила портье послать за управляющим. Через час к гостинице подъехала карета «скорой помощи» и два молодых врача с носилками направились к Ноэль в номер. Ноэль была без сознания. Старший из двух врачей приподнял у нее веко, приставил стетоскоп к ее груди и послушал, как она дышит. Он обнаружил у Ноэль хрипы в легких.
– Пневмония, – сказал он своему коллеге. – Давай-ка заберем ее отсюда.
Они положили Ноэль на носилки, и через пять минут карета «скорой помощи» уже везла ее в больницу. Ноэль тут же поместили в кислородную палатку, и только через четыре дня она окончательно пришла в сознание. Ей так не хотелось всплывать на поверхность из мрачно-зеленых глубин забытья. Подсознательно она чувствовала, что произошло что-то ужасное, и изо всех сил заставляла себя ни в коем случае не дать вспомнить, что же это было. Однако постепенно память стала возвращаться к Ноэль, а вместе с ней и то ужасное, от чего она так отстранялась. Внезапно она ясно вспомнила все и осознала причину своих страданий. Ларри Дуглас. Ноэль начала плакать, плач перерос в душераздирающие рыдания, и в конце концов силы покинули ее. Она впала в полузабытье. Ноэль почувствовала, как кто-то осторожно взял ее за руку. Ей почудилось, что вернулся Ларри и что теперь все будет хорошо. Ноэль открыла глаза и увидела перед собой незнакомца в белом халате, который проверял у нее пульс.
– Ну что ж, с выздоровлением! – радостно сказал он.
– Где я? – спросила Ноэль.
– В городской больнице «Отель Дье».
– Что я здесь делаю?
– Поправляетесь. У вас было двустороннее воспаление легких. Меня зовут Исраэль Кац.
Он был молод, и на его волевом и умном лице светились глубоко посаженные карие глаза.
– Вы мой доктор?
– Я врач-практикант, – ответил он. – Я привез вас сюда. – Он улыбнулся. – Я рад, что вы справились с болезнью. Мы не были в этом уверены.
– Давно я здесь?
– Четыре дня.
– Не могли бы вы оказать мне услугу? – попросила Ноэль тихим голосом.
– Попробую.
– Позвоните в гостиницу «Лафайет» и спросите их... – Она запнулась. – Спросите их, нет ли для меня каких-нибудь сообщений.
– Вы знаете, я ужасно занят...
Ноэль со всей силой сжала ему руку.
– Прошу вас. Это очень важно. Мой жених пытается связаться со мной.
Он улыбнулся.
– Я не виню его. Хорошо. Я позабочусь об этом, – пообещал он. – А теперь вам нужно немного поспать.
– Пока вы не узнаете то, о чем я вас просила, я не смогу заснуть.
Он ушел, а Ноэль лежала и ждала, когда он вернется. Конечно же, Ларри пытался связаться с ней. Здесь какое-то недоразумение. Он ей все объяснит, и тогда жизнь снова наладится.
Исраэль Кац вернулся только через два часа. Он подошел к ее кровати и поставил чемодан.
– Я привез ваши вещи. Я сам съездил в гостиницу, – сказал он.
Она посмотрела на него, и он заметил, как ей не терпится узнать, что ответили в гостинице.
– Мне очень жаль, – продолжил он, смущаясь, – но сообщений нет.
Ноэль долго смотрела на него, затем повернулась лицом к стене. Она хотела заплакать, но у нее не было слез.
Через два дня Ноэль выписали из больницы. Исраэль Кац пришел попрощаться с ней.
– Вам есть куда пойти? – спросил он. – Вы работаете?
Она отрицательно покачала головой.
– Чем вы занимались?
– Была манекенщицей.
– Возможно, я смогу помочь вам.
Она тут же вспомнила водителя такси и мадам Дели.
– Мне не нужна помощь, – ответила она.
Исраэль Кац взял листок бумаги, написал на нем чью-то фамилию и протянул ей.
– Если вдруг передумаете, зайдите к ней. Моя тетка – хозяйка небольшого дома моды. Я поговорю с ней о вас. У вас есть деньги?
Ноэль ничего не ответила.
– Вот, возьмите.
Он вынул из кармана несколько франков и отдал ей.
– Простите меня, но у меня больше нет. Врачи-практиканты получают мало.
– Спасибо, – поблагодарила его Ноэль.
Она зашла в небольшое кафе и взяла чашку кофе. Сидя за столиком, девушка задумалась о своей жизни, вернее, о том, что от нее осталось. Ноэль знала, что ей нужно выжить, потому что на то была причина. Она сгорала от всепоглощающей ненависти, целиком заполнившей ее душу. Она превратилась в мстительную птицу Феникс, поднявшуюся из пепла чувств, которые убил в ней Ларри Дуглас. Теперь она не успокоится до тех пор, пока не уничтожит его. Ноэль еще не знала, когда и как она сделает это, но ничуть не сомневалась, что в один прекрасный день добьется своего.
Сейчас ей нужны работа и крыша над головой. Ноэль открыла сумочку и достала оттуда листок бумаги, который дал ей молодой врач. Она прочитала, что там написано, и приняла решение. Во второй половине дня Ноэль отправилась к тетушке Исраэля Каца и получила работу манекенщицы во второразрядном доме моды на улице Бурсо.
Тетушка Каца оказалась седоватой женщиной средних лет с лицом гарпии и душой ангела. Для всех работающих у нее девушек она была матерью, и они обожали ее. Тетушку звали мадам Роз. Она выдала Ноэль аванс в счет будущей зарплаты и подыскала ей крохотную квартирку недалеко от ателье. Начав распаковывать вещи, Ноэль прежде всего повесила в шкаф свое подвенечное платье. Она поместила его на видном месте, чтобы оно было первым, что она видит, просыпаясь утром, и последним, раздеваясь вечером перед сном.
Ноэль знала о своей беременности еще до того, как появились ее первые признаки, до того, как она сделала соответствующие анализы, и до того, как у нее прекратились регулы. Она чувствовала, что в ней зарождается новая жизнь. По ночам, лежа в постели и смотря в потолок, Ноэль постоянно думала об этом, и глаза ее светились первобытной, животной радостью.