– Да, сэр, так и было.
Наполеон Чотас проговорил, как будто обращаясь к самому себе:
– Приходится усомниться, так ли уж сильно была напугана миссис Демирис, не так ли?
Следующей вызвали служанку Демирисов. – Итак, вы своими ушами слышали разговор миссис Демирис с мужем по телефону?
– Да, сэр.
– О чем они говорили?
– Ну, миссис Демирис сказала, что она хочет развода, а он сказал, что развода не даст.
Делма взглянул на членов жюри.
– Понятно. – Затем снова повернулся к свидетельнице. – Что еще вы слышали?
– Он попросил ее встретиться с ним в пляжном домике и приехать одной. – Он сказал, чтобы она приехала одна?
– Да, сэр. А она сказала, чтобы я позвонила в полицию, если она не вернется до шести.
Эти слова вызвали определенную реакцию членов жюри. Все повернулись в сторону Демириса.
– Вопросов больше нет. – Делма повернулся к Чотасу. – Свидетельница в вашем распоряжении.
Наполеон Чотас подъехал поближе:
– Вас зовут Андреа, верно?
– Да, сэр. – Девушка упорно отводила взгляд от обезображенного лица адвоката.
– Андреа, вы сказали, что слышали, как миссис Демирис заявила мужу, что хочет развода, а он ей ответил, что не согласен, и попросил ее приехать в три часа в дом на пляже, причем одной. Я верно вас понял?
– Да, сэр.
– Вы находитесь под присягой, Андреа. Всего этого вы не слышали.
– Да нет же, сэр, слышала.
– Сколько телефонных аппаратов в комнате, где происходил разговор?
– Только один, сэр, а что?
– А то, что вы могли слышать только то, что говорит миссис Демирис. Слышать то, что говорит мистер Демирис, вы не могли.
– Ну, в общем-то да.
– Иными словами, вы не слышали, как мистер Демирис угрожал жене, как просил приехать в дом на пляже и все остальное. Вы вообразили себе все это, ориентируясь на слова миссис Демирис.
Андреа совсем растерялась:
– Что же, наверное, можно и так сказать.
– Только так и можно сказать. Вы были в комнате, когда миссис Демирис позвонили?
– Она послала меня за чаем.
– Вы его принесли.
– Да, сэр.
– Поставили на стол?
– Да, сэр.
– Почему же вы не ушли?
– Миссис Демирис сделала жест рукой, чтобы я осталась.
– То есть она хотела, чтобы вы слышали разговор, вернее, то, что вам показалось разговором?
– Я… Может, и так.
Голос Чотаса стал резким, как удар хлыста:
– Итак, вы не знали, говорит ли она по телефону с мужем и говорит ли с кем-нибудь вообще. – Чотас подъехал еще ближе. – Вас не удивило, что в середине очень личного разговора миссис Демирис просит вас остаться и слушать? У меня в доме, к примеру, мы не просим наших слуг слушать наши личные разговоры. Совсем наоборот. Я хочу, чтобы вы поняли, что этого разговора вообще не было. Миссис Демирис ни с кем не разговаривала. Просто она подстраивала все так, чтобы в один прекрасный день ее мужа судили за то, что он убил ее. Но Константин Демирис свою жену не убивал. Все улики против него тщательно сфабрикованы. Ни один здравомыслящий человек не оставит за собой столько следов. И каков бы он ни был, Константин Демирис, ума у него не отнять.
* * *
Суд продолжался еще десять дней: обвинения, контробвинения, показания экспертов и патологоанатома. Общественное мнение склонялось к тому, что Демирис, по-видимому, виновен.
Свою сенсацию Наполеон Чотас приберег под занавес. Вызвал свидетелем Спироса Ламброу. Еще до суда Демирис подписал контракт, по которому «Греческая торговая корпорация» и весь его капитал переходили к Спиросу Ламброу. Днем раньше все это было тайно передано Наполеону Чотасу с оговоркой, что договор вступает в силу только в том случае, если Демирис будет оправдан.
– Мистер Ламброу, вы и муж вашей сестры, Константин Демирис, никогда не любили друг друга, верно?
– Верно.
– Более того, не будет ли правильнее сказать, что вы ненавидели друг друга?
Спирос Ламброу взглянул на Константина Демириса:
– Это еще слабо сказано.
– В день, когда исчезла ваша сестра, Константин Демирис, по его словам, был далеко от места гибели жены. В три часа дня, когда она была убита, у него состоялась встреча с вами в Акрокоринфе. Когда вас допрашивала полиция, вы отрицали этот факт.
– Да, отрицал.
– Почему?
Ламброу долго сидел молча. Когда он заговорил, голос его был полон гнева:
– Демирис отвратительно обращался с моей сестрой. Постоянно издевался над ней и унижал. Я хотел, чтобы он заплатил за это. Я нужен был ему для алиби. Я не хотел помогать ему.
– А сейчас?
– Чувствую, не могу больше лгать. Должен сказать правду.
– Так вы встречались с Константином Демирисом в Акрокоринфе в тот день?
– Да, встречался, и это правда.
Зал зашумел. Побледневший Делма вскочил на ноги:
– Ваша честь, протестую…
– Протест отклонен.
Делма в изнемождении опустился на стул. Константин Демирис наклонился вперед, глаза его сверкали.
– Расскажите о вашей встрече. Это была ваша идея?
– Нет. Мелины. Она нас обоих обманула.
– Обманула? Каким образом?
– Она позвонила мне и сказала, что ее муж хочет встретиться со мной и обсудить одно дело. Затем она позвонила Демирису и сказала, что якобы я просил его встретиться со мной. Мы приехали, и выяснилось, что нам нечего сказать друг другу.
– И встреча ваша состоялась в середине дня, когда, как было установлено, миссис Демирис умерла?
– Совершенно верно.
– От Акрокоринфа до дома на пляже четыре часа езды на машине. Я замерял время. – Наполеон Чотас взглянул на членов жюри. – Таким образом, Константин Демирис никак не мог оказаться в Афинах раньше семи, если он был в Акрокоринфе. – Чотас снова повернулся к Спиросу Ламброу: – Вы находитесь под присягой, мистер Ламброу. Правда ли то, что вы нам рассказали?
– Правда. Да поможет мне Бог. Наполеон Чотас развернул коляску и оказался лицом к лицу с членами жюри.
– Дамы и господа, – прохрипел он. – Существует только один приговор, который вы можете вынести. – Он полностью завладел их вниманием. – Не виновен. Если обвинитель попытается предположить, что обвиняемый нанял кого-либо, чтобы убить свою жену, тогда у вас могут быть какие-то сомнения. Но ведь все обвинение построено на так называемых уликах, согласно которым обвиняемый был в той комнате и сам убил свою жену. Почтенные судьи скажут вам, что в данном судебном разбирательстве следует доказать две основные вещи – наличие мотива и возможности. Не просто мотива или возможности, а обязательно и того и другого. По закону они неразделимы, как сиамские близнецы. Дамы и господа, не важно, был ли у обвиняемого мотив для преступления, но последний свидетель убедительно доказал, что обвиняемый никак не мог быть на месте преступления, когда оно было совершено.