Провели короткое следствие этого несчастного случая.
– Это моя вина, – сказала Эми отцу. – Мы играли в мяч, Трейси побежала за мячом, велела мне ждать, но я взобралась на стенку, чтобы лучше ее видеть, и упала в воду. Но Трейси спасла меня, папочка.
* * *
Трейси направили в больницу вечером, для наблюдения за ее здоровьем. Уже на следующее утро ее привели в офис начальника тюрьмы. Там ее уже ждали представители средств информации. Они прослышали об этой чрезвычайно трогательной истории, поэтому здесь присутствовали ведущие журналисты ЮПИ и Ассошиэйтед Пресс, кроме того, бригаду новостей прислала местная телевизионная компания.
В этот вечер вовсю развернулось шоу, посвященное героизму Трейси. Толпы спасателей ринулись на телестудию, все закрутилось, обрастая подробностями, словно снежный ком. Тайм, Ньюсуик, Пипл и сотни других газет и журналов со всей страны дружно перелопачивали эту историю. Поскольку широкое освещение поступка Трейси в прессе продолжалось, в ее адрес в тюрьму потоком хлынули письма и телеграммы с благодарностями. Губернатор Хэбер обсуждал их с начальником Брэнингеном.
– Трейси Уитни находится здесь за совершение серьезного преступления, – заметил начальник тюрьмы.
Губернатор задумался.
– Но у нее же нет прежде судимостей, правильно, Джордж?
– Да, сэр.
– Не хочу давить на вас, но надо сказать, что на меня со всех сторон навалились, прося сделать для нее что-нибудь.
– Понятно, сэр.
– Конечно, мы не можем позволить публике учить нас, как поступать с заключенными, не так ли?
– Безусловно.
– С другой стороны, – губернатор сказал рассудительно, – эта девушка Уитни продемонстрировала просто чудеса героизма. Она стала настоящей героиней.
– Без вопросов, – согласился начальник Брэнинген.
Губернатор погасил сигарету.
– Каково ваше мнение, Джордж?
Джордж Брэнинген очень осторожно подбирал слова.
– Вы понимаете, конечно, губернатор, что в этом случае у меня очень большой личный интерес. Это ведь моего ребенка она спасла. Но, помимо прочего, я не считаю Трейси Уитни преступницей и я не думаю, что она будет представлять опасность для общества, если будет на свободе. Я твердо убежден, что вы должны ее помиловать.
Губернатор, который собирался выдвинуть свою кандидатуру на новый срок, признал услышанное хорошей идеей. В политике время определяло все.
* * *
Переговорив с мужем, Сью Эллен сказала Трейси:
– Начальник Брэнинген и я хотели бы, чтобы вы переехали к нам в дом. У нас есть свободная спальня в задней части дома. Вы могли бы заботиться об Эми целый день.
– Благодарю вас, – сказала радостно Трейси, – это будет просто здорово.
* * *
Вот так все обернулось. Трейси не только могла проводить ночи вне камеры, но и ее отношения с Эми полностью изменились.
Эми обожала Трейси, и Трейси отвечала ей тем же. Ей нравилось находиться рядом с этой светлой ласковой девочкой. Они играли, смотрели диснеевские мультики по телевизору, читали. Она стала частью семьи.
Но когда Трейси с каким-либо поручением попадала в тюремные блоки, она неизменно встречала Большую Берту.
– Ты везучая сучка, – рычала Большая Берта, – но ты все равно вернешься с простым народом сюда. Уж я-то постараюсь, не волнуйся.
* * *
Через три недели после спасения Эми, Трейси с девочкой играли в салочки во дворе, когда Сью Эллен выглянула из дома. Она минуту постояла, наблюдая за ними.
– Трейси, позвонил начальник. Он хочет видеть вас в офисе прямо сейчас.
Трейси испугалась.
Неужели меня опять переведут в тюрьму? Неужели Большая Берта все-таки использовала все свое влияние и организовала этот перевод? Или миссис Брэнинген решила, что Эми и Трейси слишком тесно общаются?
– Да, миссис Брэнинген.
Начальник стоял в дверях офиса, когда Трейси провели к нему.
– Вы лучше сядьте, – сказал он Трейси.
Трейси попыталась узнать, что ей уготовано по тону его голоса.
– У меня для вас новости, – он остановился, переполненный чувствами. Какими – Трейси не могла разобрать.
– Я только что получил приказ губернатора Луизианы, дающий вам полное помилование, вступающее в силу немедленно.
Господи, Боже мой, неужели он говорит то, о чем я мечтала?
Она не могла сказать ни слова.
– Я хочу, чтобы вы, знали, – продолжал начальник, – что это не плата за спасение моего ребенка. Вы действовали инстинктивно так, как любой достойный гражданин поступил бы. Не надо иметь особого воображения, чтобы поверить, что вы не представляете опасности для общества.
Он улыбнулся и добавил:
– Эми вас потеряет. Как и мы.
У Трейси не было слов. Если бы начальник знал всю правду, не произойди тот случай, они бы разыскивали ее как беглянку.
– Вы будете свободны послезавтра.
Ее освобождение. Трейси не могла поверить.
– Я… Я не знаю, что сказать.
– Вам и не надо ничего говорить. Каждый гордится вами. Мы с миссис Брэнинген уверены, что вас ждут большие дела на воле.
Итак, это правда. Она была свободна. Трейси так ослабела, что должна была держаться за спинку стула, чтобы не упасть. Когда она, наконец, смогла говорить, голос ее был тверд.
– Там мне надо многое сделать, начальник Брэнинген.
* * *
В последнюю ночь, проведенную Трейси в тюрьме, к ней пришла заключенная из ее старого блока.
– Итак, ты выходишь на волю.
– Да, так.
Это была женщина, по имени Бетти Франсискус, лет сорока, все еще привлекательна и довольно независима.
– Если тебе понадобится помощь на воле, ты должна будешь увидеться с мужчиной из Нью-Йорка. Его зовут Конрад Морган. – Она протянула Трейси кусочек бумаги. – Он занимается реабилитацией преступников. Он с радостью подаст руку человеку, побывавшему в тюрьме.
– Спасибо, но я не думаю, что мне понадобится.
– Это неизвестно. Держи его адрес.
Через два часа Трейси вывели через тюремные ворота мимо телекамер. Она не хотела говорить с репортерами, но Эми вырвалась у матери и кинулась в объятия Трейси, тут и камеры заработали. Эта сцена вышла в вечерних новостях.
Свобода не была для Трейси простым абстрактным понятием. Это нечто осязаемое, физическое, чем можно восхищаться и смаковать. Свобода – это вдыхать свежий воздух, уединение, не ходить строем в столовую, не слышать сирены. Это означало горячие ванны и вкусные супы, мягкую постель, красивые платья и туфли на высоком каблуке. Это – возможность иметь имя, а не номер. Свобода значила спасение от лап Большой Берты, страха быть изнасилованной целой бандой и монотонной убивающей рутины тюрьмы.