– А кто знает, Цицерон? – нахмурился владыка, впрочем, оценивший выправку здоровяка. – И кто оплатит ложный вызов моей дружины?
– Ложный?! – возмутился тевтон, не удосужившийся даже встать при появлении духовной особы. – Вы только оглянитесь вокруг, святой отец!
– И что? – завертел головой Фига. – И где?
– Как где?!
Опираясь на подобранную пику, Перси встал и тоже огляделся.
Луг был… абсолютно чистым.
Ни тебе пирамиды из змеиных голов, ни самих туш рептилий. Только несколько кучек коровьих кизяков.
– Что ж это?..
И осекся, вспомнив, как труп метаморфуса в Большом Дупле превратился в осиновое полено.
Быстро схватился за свою суму. Открыл…
И тут же отлегло от сердца. Кончики змеиных языков – единственное доказательство подвига – были На месте. Отчего‑то не стал их показывать зловредному князю церкви. А почему, и сам не понял.
– Верни реликвию, охальник! – пробурчал епископ, указывая на Парсифалеву «трость». – Нечего священные предметы нечистыми руками лапать! А за ложный вызов царь‑батюшка из вашего жалованья вычтет…
– Это мы еще посмотрим, – отбрила вероучителя Светлана. – Были змеи, я сама видела.
– И где же они?
– Испугавшись приближения вашей святости, демоны испарились, в прах рассыпались.
Кукиш с подозрением посмотрел на княжну. Не издевается ль? Но та глядела на наставника такими чистыми и полными восхищения глазами, что его преосвященство успокоился.
– Ладно! Отбой тревоги! Возвращаемся в Константинополь!
Для Ифигениуса вопрос с переименованием столицы уже давно был решен…
Киев, октябрь того же года
– Ну, девица, вот мы и приехали, – сообщил возница. – Рассчитывайся, да слазь. Тебе в город нужно, так что давай шагай вот по той улице.
– В город? – не поняла Орландина, обводя вокруг растерянным взглядом. – А это разве не город?
Кучер добродушно рассмеялся.
– Это, дева, называется Купеческая слобода. А Киев за стеной начинается. Вот так‑то! Одно слово – дикие вы люди. У себя там в горах!
Его спутники дружно расхохотались. Амазонке пришлось проглотить насмешку. Конечно, откуда дикой горянке видеть такой громадный город?
Прибившись к купеческому обозу, она представилась охотницей из Валахии, идущей в Клев к поселившемуся там брату‑кожевнику. Это объясняло и корявый язык, и боевитость, а также избавляло от лишних расспросов. Охотница и охотница, из Империи так из Империи. Они там в горах все дикие, небось и не знают, что за три перевала от них тоже люди живут.
Сунув с нарочитой неохотой в ладонь возчика истертый серебреник, Орландина двинулась к городу.
Ворота в земляном валу охраняли только четверо воинов, что само по себе было странно. Ведь все по дороге сюда только и говорили, что о войне с метаморфусами, которые появляются то там, то здесь.
Стражники смерили ее подозрительными взглядами, взяли входную пошлину и заставили пройти через непонятное приспособление, напоминавшее рамку. Предварительно велев избавиться от всего металлического.
– Не звенит? – переглянувшись с остальными воинами, спросил у них старший.
– Вроде не звенит! – ответили те хором.
– И не светится?
– Не светится!
– Проходи, девка! – разрешил привратник.
Пожав плечами, она ступила за ограду.
На ее взгляд Киев вообще был городом, мягко сказать, странноватым.
Начать с того, что дома были не каменными, как она привыкла, и даже не глинобитными мазанками, а как на подбор деревянными. И высокие, теснящиеся друг к другу дома зажиточных горожан – с крутыми крышами, небольшими окнами и полукруглыми воротами в нижних этажах, и храмы с высокими шатровыми крышами, и торговые склады.
По улицам медленно тянулись телеги, подводы; важно вышагивали прохожие. В отличие от имперских городов народ тут особо не суетился и не шумел. Видать, холодный северный климат накладывал свой отпечаток на характер куявцев.
Орландина вышагивала по улицам – то немощеным, где сапоги по щиколотку утопали в грязи после недавних дождей, то по вымощенным отесанными бревнами, а то даже по булыжным.
При этом она не забывала оглядываться по сторонам, изучая местный народ.
В основном это были идущие куда‑то по своим делам посадские.
Попадались и стражники – исполненные важности, вышагивающие по двое или по трое, внушительно покачивая бердышами, по‑уставному лежащими на плечах. У иных амазонка заметила особые нагрудные бляхи, на которых было выгравировано изображение собаки. Бублик ей говорил, что таковских следует сторониться особо – Ифигениусовы дружинники, псы Господни.
Пару раз приходилось шарахаться к заборам, стараясь уклониться от комьев грязи и навоза, разлетавшихся из‑под копыт несущихся куда‑то во весь опор лошадей, которых седоки с гиканьем подзадоривали плетьми…
Одно слово – метрополия!
Опытный глаз разведчицы Вольного легиона выделял то неприметно шмыгавших типчиков с бегающими глазками – высматривавших добычу карманников, то непотребных девок с бирюзовым колечком во рту, игривыми взглядами приманивавших на улицах мужиков на блуд. Ну да, ведь лупанариев в этом оплоте христианства не имелось – грех.
Так или иначе, справляясь с планом‑мапой, начертанным на бересте предусмотрительным лешачком (который сам по понятным причинам не мог появиться в столице и остался ждать вестей в небольшой рощице под Клевом), и расспрашивая встречных, она добралась до Ведьминой слободки. Здесь, найдя Болотную улицу, осведомилась у сидевшего на завалинке косматого деда, как ей сыскать дом Угрюма и Родиславы‑знахарки.
– Ну, считай, что нашла, – буркнул старик, недоверчиво косясь на незваную гостью. – Я и буду Угрюм…
Он как бы невзначай потянулся к посоху, и на руках его вздулись совсем не стариковские мышцы.
– И чего тебе, чужинка, надобно?
– Я от Бублика, – доложила Орландина, понизив голос, и вытащила из‑за пазухи данный сатиренком амулет.
Свой Амулет Силы она на всякий случай оставила пареньку и теперь не жалела. Эти проверки на воротах – «звенит – не звенит…».
– Ах ты, Макошь‑хранительница! – всплеснул корявыми руками старец. – Так ты та самая Ласка! Ах, пустая моя башка! Как ты через заставы прошла? Ничего там не звенело? Родислава, да иди же ты скорее – гостью жданную привечать будем!
От домика уже спешила сморщенная, как моченое яблоко, но вполне себе бодрая старушка в синем платочке.