После приветственных объятий и радостного визга, после того, как сопровождающих эфиопскую принцессу воинов, к их немалому удивлению, отдали под начало Рахотепа, а из богатых запасов снеди каравана был устроен торжественный пир для весьма повеселевших участников похода, Аида решительно отвела Даниила в сторону и в лоб заявила:
– Я выполнила свою часть обещаний, и, видно, поэтому только ты жив, чему я рада. Но ты выполнил только первую часть договора. Мне нужно на остров моей матери, и чем быстрее, тем лучше. Парень только головой покачал: ну и ну! Они тут штурмовали гнездо злодеев вселенского масштаба, потерпели жуткое поражение, могли запросто вообще лишиться голов, а она явилась не запылилась, и требует, чтобы Даня выполнил свою часть договора!
Вот так, прямо сейчас! Право же, ведет себя не как дочь царя, а как глупая, эгоистичная девчонка!
Впрочем, она ведь и есть безмозглая пятнадцатилетняя девчонка, что с нее взять?! Ей бы в куклы играть, а она мировые вопросы решает!
Может, и в самом деле было бы лучше, если бы ее сейчас отправили подальше.
Баба с возу – кобыле (в данном случае – чародею) легче?
Но вслух он ей этого, конечно, не сказал. Еще устроит скандал да при всех начнет вопить, напоминая о проведенной вместе ночи, – с нее станется!
Вместо этого Данька предпринял вялую попытку отговорить девицу от ее эмигрантских идей.
– И чего вообще ты так стремишься на этот Крит? То есть Кефтиу, – поправился Горовой. – Медом, что ли, там намазано? Можно подумать, тебя там сразу назначат царицей!
Но Иайдах абсолютно не уловила иронии.
– Да, я стану царицей Кефтиу, и буду им править, ибо так мне открыла Неизреченная Мать Всего Сущего. Ратаммасх будет верховным жрецом и царем, но править буду я, ибо на острове моих предков в силе древний и справедливый обычай, когда истинная верховная власть принадлежит женщине.
А потом у меня родятся дети, которым суждено стать верховными правителями на Благословенном острове, и от них произойдут многие великие люди по всему миру…
Больше всего Даньку поразило то, с какой уверенностью и апломбом эта пигалица рассуждала о будущем. Словно ей рассказали об этом боги. А… что, если так и было?
Аида его покинула, видимо решив, что все нужное уже сказано, а Даниил, как ни странно, начал чем дальше, тем больше раздумывать: а в самом деле, как он может помочь эфиопской принцессе осуществить ее мечту и волю (если она не врет) высших сил?
На этих мыслях сконцентрировалось его внимание. Может быть, то была подсознательная реакция на все случившееся – мозг инстинктивно пытался отвлечься от печальной реальности.
К сожалению, историю соседних стран Даня учил постольку, поскольку она касалась египетских дел.
А с критянами Египет не воевал, особо не торговал и вообще…
Он изо всех сил напряг память.
Вроде бы сейчас там должен править сам великий Минос? Нет, уже кто-то из его ближайших родственников и потомков. И, кажется, островитяне в очередной раз расширяют Лабиринт – этот величественный храм и некрополь, который столько времени с легкой руки гениального, но рассеянного Эванса принимали за жилище царей. (Настоящий дворец островных владык нашли уже на памяти Данилы при подводных раскопках). Храм, кстати, уже сейчас достаточно древний, его первые камни были заложены еще в неолит – есть гипотеза, что чуть не за восемь тысяч лет до Рождества Христова.
Критские корабли как раз в это время шастают по всему Средиземному морю, выходят в Атлантику, доходя до Британии, а по некоторым сведениям, даже каким-то образом добираются до Мадагаскара.
Ну, само собой, священные игры с быком, в которые, если верить фрескам, играют симпатичные спортивные полуголые девушки.
Еще на Крите вроде бы не было рабов. Но это уже фантастика.
Внезапно на Даниила снизошло озарение.
Первым египетским фараоном был, как известно, Аха-Менес.
Но египетское письмо гласных не знало, и имя его было записано как «МН». (Например, Амон.)
Но принято читать обычно по-гречески Менее, или Мина.
Так-так! Египетского фараона-объединителя, создателя державы, звали Менее, а критского царя объединителя и создателя державы – Минос! И жили они примерно в одно и то же время – лет этак за четыреста-шестьсот до Даниила, то есть до Джеди.
Не имеем ли мы дело с одним и тем же человеком?
Но ведь «МН» означает также и пребывать, существовать. Или появляться.
Стоп, стоп, стоп! Появляться? Не есть ли это указание на пришельца откуда-нибудь? Почему бы, скажем, этому Миносу-Менесу не быть сыном критянки знатного рода и египтянина? Вот вам и готовый царь для Крита и Египта.
В Египте не любят, правда, чужеземцев.
(А где их в это время любят? Да и в его собственное. Вспомнить репортажи времен его детства, как рубился народ на границе Афро-Кубинской республики Флорида и Техаса, даром что говорят на одном языке…)
Но мало ли как все может обернуться.
Кстати, ксенофобская неприязнь кого-то из местных вельмож вполне объясняет и странную смерть Афры-Миноса во время купания.
И то, что о «нечистом» происхождении великого фараона предпочли забыть.
Неужели же Критом правят родичи египетской династии? Он, конечно, не собирается организовывать заговор с целью посадить критянина на египетский престол (а может, промелькнуло, подкинуть эту идейку нетеру?), но все ж любопытно.
Кого еще он помнит из критских царей? Как их там – Сарпедон, Радамант?
Тут археолога опять словно молнией шибануло – Радамант!
А может, Ратаммасх?! Потомок царя Миноса-Менеса-Амона!
Выходит, и в самом деле жрецу суждено править Критом! Пусть не самовластно, а на пару с прекрасной эфиопкой.
Только вот как все это организовать? Тут уже не просто избавление из царского гарема, а бегство из Та-Мери – проблема из проблем.
На всем египетском побережье имелось лишь три гавани в Дельте, откуда корабли уходили в плавания по Великому Зеленому морю – попросту Средиземному. Всех, пытавшихся высадиться на берегу в других местах, считали заведомыми пиратами и шпионами и обращали в рабство или просто убивали.
Пустынные негостеприимные берега были населены столь же негостеприимным народом. Тут и племена, и кланы ливийцев – то ли вассалы фараона, то ли непонятно кто; тут и сами египтяне, правда, не трудолюбивые земледельцы-неджесы, а беглецы и потомки беглецов. Народ, одинаково хорошо обращающийся и с рыбачьими сетями, и с пастушеским посохом, и с копьем и луком.
А луки у египтян были лучшие в этом мире, бившие на двести метров и пробивавшие панцирь с тридцати.
Фараоны мудро не пытались собирать с этих пастухов-разбойников подати, но зато и устранились от всяких забот об их пропитании – ни тебе оросительных систем, ни царских складов, из которых в голодные годы есть шанс что-то получить. Так что прокорм этих людей целиком и полностью ложился на их собственные плечи.