Татьяна парилась одна, хотя желающих помочь было в излишестве. И только затем наступила очередь комсостава. Натаскали воды, заново растопили баню, стали ждать пара. Тут пристала наша медчасть, раскрасневшаяся, с распущенными мокрыми волосами:
– Виктор Иванович, вам с вашими контузиями и ранами нельзя в пар.
Я искренне удивился и возмутился, да сгоряча таким трёхэтажным матом, что Таня покраснела ещё больше.
– Ты, дочка, иди, – приобнял её за плечи Бородач, – голову покрой, а то простынешь. Там, у меня в хате, сундук открой, подбери себе. Не стесняйся, это жены моей, сердешной. Ей уже не к чему, а тебе в юбочке по лесу студёному нельзя ходить, детей застудишь.
– Каких детей, дед Саша?! У меня нет детей.
– Вот и я о том же. Война-то войной. Мужичье это дело. А твоё дело – дети.
Таня вскинула подбородок:
– Что за патриархат?!
– Таня, ну за что же нам воевать, как не за ваши ясные глаза, теплые… х-м… руки и за детский смех? Зачем тогда? Без этого любая победа – пуста, – вступился я.
– А вы, больной, вообще… – казалось, она сейчас разревётся.
– Дочка, я сам его попарю. Ему в сильный пар нельзя, это ты правильно говоришь, но вот без бани ему тоже нельзя. Очистить раны, прогреть, травками промыть, просушить. Глядишь – оклемается.
Я смотрел на Александра Родионовича во все глаза.
– Так ты, ваше высокоблагородие, ещё и ведун?
– Ещё благородием назовешь – прокляну и сглажу. Я ведун, а ты будешь пердун. Лесник я. Травник.
И «га-га-га» десятка мужицких глоток.
Парил он меня долго. Что-то колдовал своими настойками, шептал какие-то наговоры и пел молитвы на забытом языке. Всё это было очень долго. Так долго, что я совсем потерял связь с реальностью. Последней чёткой мыслью было: «Хорошо ребята все помылись, и мы последние».
На следующее утро я чувствовал себя гораздо лучше. Кадет доложил, что всё готово к выходу. Одного меня и ждали. Я его отругал – что за эгоизм из-за меня задерживать отряд? На что Кадет буркнул, что от моего самочувствия зависит успех всего похода, и я, оказалось, ценнее всего батальона. За что тут же получил подзатыльник и направляющий в дверь пинок под зад.
Собрался я быстро – солдату собраться – только подпоясаться (Кадет уже всё собрал). Отправил разведчиков по указанному Бородачом маршруту (незаменимый проводник – этот лес знал лучше прелестей покойной жены).
Вот и настало время пообщаться с моим Зеркалом. А что? Так и есть. Когда вы смотрите на себя в зеркало, вы чувствуете то же, что почувствовал я. Ему развязали рот, дали воды.
– Я всё про тебя знаю. Почти всё, – сказал я ему (или себе). Чёрт, как так-то? КАК? Я в чужом теле, а в моём – кто-то. Не могу же я быть и там и там?
– Поэтому не советую юлить, хитрить или врать. Советую отвечать. Будешь молчать – отдам тебя ребятам. Они хотят спросить тебя за ангельское создание по имени Настя.
Какой-то шум. Что-то мелькнуло, Кадет сорвался с места. Ага, всё-таки пробралась, подслушивала. Ладно, пусть бежит Кадет. Я вздохнул тяжко.
– Как ты сюда попал?
– Я не знаю.
Меня протрясла дрожь – это МОЙ ГОЛОС! Появилось сильное желание вырвать из этого тела глотку. Я опять глубоко вздохнул:
– Опиши, как ты оказался здесь. Меня интересуют все обстоятельства.
Ага, он был на машине. В командировке. Вёз какую-то хрень. За ним увязались бандиты, обстреляли, он свернул в лес, пытаясь оторваться. Они следом. Несколько часов он носился по лесным дорогам. Потом врезался в дерево, от удара потерял сознание, очнулся, выбрался из ма шины…
– Стоп! Машина тоже здесь?
– Ну да.
– Бородач! Сюда! Леший! Бери людей и этого урода…
– Я не урод!
Я ударил его (себя?) в живот ногой.
– Рот ему закройте! Идём искать машину и любые его вещи. Ни одна его пылинка не должна попасть в руки врага.
– Да кто он такой?
– Шпион. Очень ценный шпион, обладающий чрезвычайно ценными сведениями и сверхсекретным оборудованием. И даже если ничего из этого нам не достанется… Главное, чтобы врагу не досталось.
– А откуда ты знаешь?
Действительно, всё это подозрительно. Я помахал в воздухе рукой и глубоко втянул ноздрями воздух:
– Предчувствие. Чую я. А вы не чувствуете?
– Это Сидорчук. Это он воздух испортил.
– Дураки, – пожал я плечами, но смеялся вместе со всеми. Они мне верят. В любой логичный бред поверят. Хорошо.
Машину Времени нашли. Конечно, это был не «Делориан». Ни дока Эммета Брауна, ни ядерного флюктуатора. Обычная массовая «Шевроле» (шильдик на руле в виде косого креста), причём какая-то неказистая, хоть и большая. Таких моделей я не видел никогда, но по ощущениям – дешёвка.
Машины преследовавших этот «Шевроле» бандитов не нашли. Даже следов не нашли. Был только двадцатиметровый след торможения «Шевроле». Получается, он «летел» с максимальной скоростью по дороге, дорога исчезла – кругом деревья и неминуемый удар, хотя два дерева он смог миновать.
Капот машины смят, двигатель выведен из строя, водительская дверь распахнута. Я сел за руль. Мои бойцы сгрудились вокруг.
– Что это за машина такая? – наконец не выдержал кто-то.
– Шевроле, – ответил я, – американская. В свободную продажу ещё не поступила. Жаль, двигатель уничтожен – сколько бы мы усилий нашим конструкторам и народных денег сэкономили бы. Ладно, раскурочивай капот. Ничего не работает – аккумулятор надо проверить.
Тут нас ждала удача – аккумулятор был цел, из пазов выскочил, клеммы слетели, но он был живой. Даже электролит не вытек.
На заднем сиденье полно мусора (всякие блестящие предметы и фантики бойцы хватали, как сороки, и тянули в карман)
– Алёшин, забыл, чем отличается солдат от мародёра? Немедленно пресечь.
Среди мусора две сумки – одна с дорожным сухпаем, другая с одеждой, портфель с бумагами (бланки, накладные) и деньгами. Доллары-то я узнал, а вот рубли меня сильно озадачили. Это были не наши рубли. Хотя 2003–2008 годов печати.
Что-то всё это не клеилось. Деньги другие, в конце двухтысячных бандиты без ментовской формы по дорогам не преследовали снабженцев (судя по накладным), неизвестная марка известного автопроизводителя, эти байки, что он натравил Бородачу.
Меж тем вскрыли багажник – а там: ура! Несколько коробок с портативными радиостанциями «Моторола». Причём двух видов: побольше размерами – базовые ретрансляторы, поменьше – просто уоки-токи. Ни хрена себе! На весь наш отряд хватит. Эх, наладить бы производство в этом времени!
В багажнике было ещё куча всякого канцтовара – бумага («Гляди какая белая!»), калькуляторы, ручки, карандаши и другая конторская мелочь, вроде скрепок, скотча.