________________
Задолго до Архимеда Краб применял рычаги и блоки собственного изобретения. Аристарх Самосский еще не появился на свет, когда Краб выдвинул гипотезу о вращении Земли — и сам дерзко вращался — вокруг Солнца. Не стоит думать, что он дожидался Колумба, чтобы испить кофе, или Гутенберга, чтобы напечатать свои книги. Ньютон не открыл ему ничего нового. Куда раньше, нежели Петер Хенлейн, он справлялся о времени, покопавшись у себя в кармане. Некто Непер переписал таблицы логарифмов, подглядывая ему через плечо. Краб первым определил скорость света. Гарвей ограничился тем, что воспроизвел его теорию кровообращения. Кеплер без стыда и совести позаимствовал у него телескоп, а Линней присвоил систему классификации. Николя Аппер отведал за его столом тушенку из мамонта. Фаренгейт получил первые консультации касательно ртутного термометра. Гораздо раньше, чем Папен и Франклин, Краб оснастил свой дом котельной и громоотводом собственного изготовления. Он также стал и главным инициатором дарвинизма. Пролетал на своем воздушном шаре над Виваре, когда родился Жозеф Монгольфье. Сделал прививку юному Людовику, когда того укусила лиса. Открыл радий и его свойства задолго до семейства Кюри, а свойства синтетического каучука — до Хофмана. Отправил в путь первый автомобиль, повел на взлет первый самолет, заставил зазвенеть первый телефон (о чем весьма и весьма жалеет). Братья Люмьер, когда им было соответственно тридцать и тридцать два, продавали у него в кинотеатре шоколадный пломбир. Он радушно принимал космонавтов на борту «Аполлона-11» и в день возвращения экспедиции на Землю даже преподнес им около тысячи фунтов минералогических образцов. До Муллема он открыл средство хранить снег при высокой температуре. Заметно раньше Ополе изучил скелетную формулу воды и выявил метеорологическое происхождение сахарных голов. До экспедиции Целлера достиг восточного полюса. Именно он, а не Альбазини, сформулировал закон всеобщей нерешительности. До Камбрелена привел доказательства, что рыбы прекрасно могут обходиться без костей, и получил аскетическую кислоту, которая растворяет им оные прямо в реках и океанах. Опять же, именно Краб показал, что все слизни одним мирром мазаны, что все сороконожки идут в Рим, а когда моргает тигр, вылетают пчелы — открытия, которые присвоил профессор Бюшон. Еще до Вимпля он выявил влияние Луны на направленность любовных ласк. Ему, а, конечно же, не Обернитцу, мы обязаны формулой нервалина, способствующего немедленной регенерации ампутированных членов. Вертикальный взлет и безмоторный полет за счет подъемной силы смеха, идея, которую обычно приписывают Орчардсону, была на самом деле опробована Крабом десятью годами ранее. Открытие ротации голубых китов, определяющей продолжительность ночи, как теперь выяснилось, не имеет никакого отношения к самозванцу Симонелю, а принадлежит Крабу, как и принцип рассасывания неудачно расположенных гор. Задолго до Гольдбрука он понял, что вес тени обратно пропорционален ее протяженности. До Францини догадался о питательных свойствах ароматов, до Кулига — о растяжимости предпредпоследней минуты дня. И, наконец, именно Краб и никто иной — ни Бессьер, ни Лаконш, Корсети или, тем более, Холлингер — вернул овал на его законное место в кругу треугольников.
Не получив толком вознаграждения за все хлопоты, лишившись своих открытий и изобретений, непризнанный Краб не испытывает ни малейшей горечи. Удручает его совсем другое — их неэффективность: столько усилий и никакого эффекта, такой прогресс и ничего не меняется, — вот почему он теперь подумывает, не пустить ли все коту под хвост.
— К чему эти писания, — спрашивает себя Краб, поскольку, с одной стороны, все это не остановит жертвоприношение трехсот юношей верховному инке, а с другой, как раз сейчас решительно равнодушные ко всему краснозадые мандрилы совокупляются друг с другом в розоватом полумраке Гвинеи, как будто на Земле не существует — и не должно существовать — ничего, кроме этих самых краснозадых мандрилов.
Краб, тем не менее, отдается своей деятельности с полной профессиональной добросовестностью, и это чувство организованности, без которого стоит сразу же отказаться от реализации любого амбициозного проекта, необходимо громогласно провозглашать не только руководству. Его офисы просторны, обустроены плоскостями и углами. У столов — ни одной бесполезной ножки. Краб — воплощенная пунктуальность: по его ногам можно определять, который час. Едва прибыв, он устремляется на самую вершину башни. На этажах при прохождении директорской ракеты — мгновенная тишина, боязливое почтение. Лифт открывается в закутке застекленного неба, в глубине дожидается массивный письменный стол, к нему без экивоков ведет проложенная изо дня в день по ковру тропинка: можно подумать, что никто так и не рискнул сойти с нее и раскинувшаяся вокруг синтетическая пустыня еще ждет своего первопроходца.
Теперь Краб сидит — на вертушке, на колесиках, — куда более подвижный и гибкий у себя в кресле, нежели стоя с сомкнутыми ногами на лестнице своих позвонков. Все горизонты собираются вокруг него в кружок. Чтоб никто и ни под каким предлогом его не тревожил! Отвечать, что он на совещании, — если просителям сообщить, что у вас нет ни малейшего желания их принимать, они не поймут намека, станут настаивать, поэтому лучше сделать вид, что вы на совещании, это, конечно, грубее, но, по крайней мере, не оставляет сомнений: они уходят в раздражении и больше не возвращаются.
Сосредоточенность, эффективность, максимальная отдача: Краб безотлагательно принимается за работу — сегодня все идет как надо, как по маслу, тут как тут и тревога: если обстановка останется такой же благоприятной, он вот-вот завершит поэму, над которой работает без малого неделю. Впрочем, это довольно сомнительно, ведь когда работа приносит Крабу удовлетворение, понемногу начинает рассеиваться тревога: следует период маразма, который ставит все предприятие на грань провала, ни один проект более не получает завершения, рынок наводняют побочные продукты конкурентов, Краб теряет сон и забывает о себе, ночи напролет он проводит в кабинете, именно тогда-то, лелея идею со всем покончить, он и обнаруживает в себе достаточно тревоги, чтобы начать все заною.
В правой руке Краба — пять пальцев и карандаш, который ему во многом мешает — высморкаться, посолить и поперчить мясо, ласкать женское тело, гладить ребенка по голове, запустить воздушные шарики, но иногда и весьма полезен — когда он хочет, например, высморкаться на мясо, или запустить детские головы, или посолить и поперчить женское тело.
* * *
Побольше физкультуры, приобрести обширные познания — важно хорошенько подготовиться.
Мускулатура. Насыщенная программа для каждой мышцы. Гимнастика: на ковре, коне, шведской стенке, бревне, кольцах. Плавание на длинной воде: четыре раза по четыре заплыва, шестнадцать раз туда и обратно каждый день. Лазание: по канату, под прямым углом, на руках, как обезьяна, не касаясь земли, двадцать раз туда и обратно каждый день. Метания: диск дальше чем ядро, молот дальше чем диск, копье дальше чем молот, ядро дальше чем копье; потом все сначала. Прыжки: в высоту на столько же, как и в длину, потом еще дальше, потом еще выше. Бег: работа над скоростью, работа над выносливостью, все быстрее и дольше. Подъем тяжестей: толчок, тяжелее, еще тяжелее, не включать плечи, рывок, добавить вес, одной рукой. Накачать при помощи гантелей: бицепсы, трицепсы, дельтоиды, трапецевидку, седалищные мышцы, спинные мышцы, брюшной пресс, приводящие мышцы, сгибатели, разгибатели, жевательные мышцы, скуловые мышцы, круговые мышцы.