Те, кто занимался морской торговлей, были не менее агрессивны, чем те, кто захватывал земли в своем стремлении к обогащению. Еще до начала революционной войны они нарушали все правила, установленные британским Адмиралтейством, которое запрещало торговать иностранными изделиями на Карибах. Контрабанда стала стилем жизни, и он иногда приводил к личному успеху. Для британцев такое отношение к закону ради личного обогащения было неприемлемым. Когда Британия была владычицей морей и не нуждалась больше в грабительских налетах на испанские галеоны, она считала, что во всех колониях преклонят голову перед ее величием. В британском обществе каждый знал свое место и жил соответственно. В американских колониях приобретение богатства стало превалировать над британской традицией или обычаем. Возможно, бессознательно, но это было как обрыв пуповины с матерью-родиной, почти в физиологическом смысле. Хотя эти колонии были отделены друг от друга географически, экономически, различались в климатических условиях и религиозных особенностях жителей, у них было одно общее — свобода. Британцы дали им свободу создать свое собственное общество. Поэтому они (американские колонии) и не были колониальными владениями в строгом смысле этого слова. Нельзя было считать их и протекторатом, поскольку они имели свои финансы, самостоятельно вели собственное хозяйство, за исключением некоторых ограничений в торговле. Поэтому они были очень недовольны вводом прямого налогообложения, что и привело в конечном счете к американской революции. Для парламента и вообще для британского истеблишмента колонисты были скверными ребятами, которых нужно хорошенько отшлепать. А американцы-колонисты, которые прожили здесь больше ста пятидесяти лет, чувствовали себя достаточно зрелыми, чтобы обойтись без строгого папы. Аналогия вполне зримая. Американские торговцы задумали бойкот импорта британских товаров как знак протеста против Закона о гербовом сборе (Stamp Act). Когда он в конечном счете был отменен, британцы послали в Нью-Йорк письмо с тонкими дипломатическими маневрами.
Подобные ранние примеры стремления американцев к богатству и независимости от авторитетов могут охарактеризовать и рост экономики этой страны. В бесклассовом обществе единственным различием (между классами) могло стать богатство. Хотя революция была совершена людьми из различных сфер жизни, американский истеблишмент, находившийся поневоле на острие революции, вовсе не жаждал установления демократии. Только состоятельные люди были отобраны для того, чтобы ехать в Филадельфию и составить там конституцию для всей нации. Их побудительным мотивом было создать систему, которая предотвратила бы установление демократии.
Соединенные Штаты были основаны в виде республики, и особая роль сената, члены которого назначались государственными органами, заключалась в блокировке возможных эксцессов со стороны исполнительной ветви власти или палаты представителей (конгресса). Это очевидное противоречие между свободным обществом, где каждый человек имел бы равные права со своим соседом, и созданием правительства, которое охраняло бы имеющих богатство от не имеющих его, было намерено опущено в Декларации о независимости. Знаменитая фраза Джефферсона «право на жизнь, свободу и стремление к счастью» взята из трудов английского философа Джона Локка, и она не содержит слова «имущество», которое было сознательно удалено из оригинального текста. На то были существенные причины. Большинство колоний были собственностью короля Англии. И американская конституция должна была закрепить эту стратегическую недомолвку в пользу Джефферсона. Частная собственность должна была быть в этой стране столь же священна, как и Британии, но с одним большим отличием. Британия была замкнутым обществом, где всякая земля уже находилась в чьем-то владении. Чтобы сохранить такой порядок вещей, земли оставались в нетронутом состоянии в плане владения ими, не дробились на более мелкие участки, в Британии действовало право перехода земельной собственности одному (первому) наследнику. В новом мире, где существовали огромные незаселенные пространства, нужды в таком законе не было, учитывая возможности колонистов по приобретению новых и новых земель.
Каким образом создавались состояния в этом новом обществе, было несущественно. Стоило человеку обрести богатство, он становился членом клуба успешных американцев, которые считали себя оплотом республиканской формы правления.
Миллионеры стали особым знаком Америки, особенно те, кто начинал с гроша в кармане и приобрел несметные богатства. В представлении среднего американца человек пусть с самым примитивным образованием, но которому дано непреодолимое стремление к успеху, может сделать большое состояние. Новых богачей привлекала Уолл-стрит, где делались новые и новые состояния — и терялись. Деньги приравнивались к власти, и коррупция проникла в государственные учреждения и судебную систему. Миф о том, что в Америке улицы выложены золотыми брусками, был внедрен в массовое сознание прозаическими творениями наподобие Хорейшио Альгера, где раз за разом он рассказывал о том, как из нищих становятся богачами. Они публиковались в большом количестве в конце XIX века. Для людей просвещенных эти произведения могли казаться грубыми поделками, но сотни тысяч людей, если не миллионы иммигрантов, зачитывались этими историями и верили в них. В каждой из них, так или сяк, рассказывалось о том, как бедный юноша сделался богатым за счет добродетельности, дисциплины и тяжкого труда. Для юных иммигрантов, впервые изучающих новый язык, эти книги были источником вдохновения и побуждения. Они подталкивали многих к достижению успеха в жизни; другие проводили свою жизнь, обогащая своих работодателей. Однако надо заметить, что воровские нувориши в основном делали свое состояние не столько на ограблении своих бедных сограждан, а на обмане и вымогательстве по отношению к таким же, как они, жадным жуликам.
При постоянном притоке иммигрантов по окончании Гражданской войны в стране не развивалось сколько-нибудь сильного профсоюзного движения. Американская Федерация труда, организованная Сэмуэлом Гомперсом, состояла из союзов ремесленников и не подразумевала направленности труда против капитала. По существу, это в большей степени было содружество людей одних занятий, чем движение рабочих активистов. До тех пор, пока конгресс в начале 1920-х годов не принял законы, строго ограничивающие иммиграцию, особенно из Восточной и Северной Европы, лидеры рабочего движения страдали от ужасного обстоятельства — а именно бесконечного притока рабочей силы, готовой трудиться за меньшие деньги и большее время. Только когда этот поток был перекрыт, стало возможным организовать рабочих.
Промышленная революция, произошедшая в Соединенных Штатах, начиная с прокладки железных дорог, продвинула страну на позиции лидирующей мировой индустриальной державы. Численность населения намного превышала таковую в любой из европейских стран. От Восточного побережья до Тихого океана открывались огромные возможности. Даже в бывших штатах Конфедерации, которые оставались в дремотном застое во времена, когда Север и Запад испытывали необычайный экономический рост, появились люди, создавшие практически монопольное производство сигарет, со временем заменивших жевательный табак и сигары. Это был период изобретений, что и отличало Соединенные Штаты от других стран. Каждая сфера этого огромного и не заполненного пока пространства требовала особого подхода. Это могла быть простая домохозяйка, которая изобрела колючую проволоку, чтобы скот не уходил в поля и не терялся там. Америка была страной, которая вновь и вновь изобретала себя заново. К началу XX века прежде сельскохозяйственное общество превратилось в нацию огромных и перенаселенных городов. Одни сельские парни, которые сделали состояние после Гражданской войны, уступили место другим деревенским парням, вроде Генри Форда, который разработал концепцию конвейера и за счет мощи своего интеллекта смог платить своим рабочим столько, сколько было немыслимо в то время, и его рабочие могли себе позволить купить автомобили собственной сборки!