Для Буша это был момент триумфа. Его рейтинг как президента вырос. Пораженческий вьетнамский синдром был переломлен. Соединенные Штаты вновь утвердили себя в качестве лидера свободного мира. Война была и на пользу Республиканской партии, поскольку многие из тех сенаторов-демократов, кто энергично возражал против войны, теперь были посрамлены и вряд ли были бы избраны на следующий срок.
Президенты зарабатывают доверие или обвинения, несмотря на то что происходящие события находятся вне их непосредственного контроля. Вплоть до последнего момента, когда Горбачев ушел в отставку с поста президента СССР, Буш предполагал (вероятно), что Горбачев сохраняет контроль над всем, происходящим в Москве. Буша ввела в заблуждение информация, поступавшая от ЦРУ, ведь на точной информации о намерениях Советского Союза и основывались решения всех президентов во времена «холодной войны». К несчастью, ЦРУ не разобралось в процессах, происходящих в России. Там были самые современные и образованные аналитики, отслеживающие военную деятельность СССР, но неспособные разобраться в событиях, происходящих «на земле» и приведших к коллапсу советской экономики. Если сейчас Гласность и Перестройка расцениваются как признаки кризиса в экономике, то тогда аналитики полагали, что это сигналы к улучшению в советско-американских отношениях. Были явственные знаки того, что горбачевские реформы являются последней отчаянной попыткой спасти тонущий государственный корабль. Решение о выводе войск из Афганистана; строительство трубопровода для поставки газа в Восточную Европу; «продажа» Восточной Германии в пользу ФРГ за 4 миллиарда долларов; решение дать независимость Прибалтийским государствам; перетасовки в Политбюро — все публично освещаемые события свидетельствовали о падении советской системы государственного социализма. Но ЦРУ, которое предназначено было быть надежным источником точной информации, превратилось в систему засекреченной и ни на что не способной бюрократии.
Государственный социализм был организован как огромная иерархическая структура из множества уровней специалистов со своими функциями и ответственностью. В результате это стало жесткой конструкцией, в которой изменение в каждом отдельном секторе зависело от изменений в других. Удаление кого-либо из высших эшелонов власти за неспособность или коррупцию ничего не меняло в основной структуре. Горбачев, а до него Юрий Андропов поменяли 20 процентов губернаторов и высших руководителей на новых управленцев, но ничего не изменилось, основа оставалась прежней. И Горбачев искал решения на путях реформирования, а не замены структуры. Буш до самого конца поддерживал его.
«Дивиденды от мира», ожидавшиеся при окончании «холодной войны», так и не возникли. Да, оборонные расходы могли быть слегка сокращены, но это сокращение с лихвой перекрывалось раздуванием затрат на социальные программы. Худший момент президентства Буша наступил, когда он отступил от своего первоначального обещания (при кампании 1988 года) не повышать налоги. Попытки контролировать расходы и достичь сбалансированного бюджета предпринимались всеми администрациями, начиная с Трумэна и по сей день. По мере того как «холодная война» продолжала расширяться, для каждой последующей администрации эта цель становилась все более трудно достижимой. Конечно, значительную роль сыграла стоимость вьетнамской войны и рост цен на сырую нефть. Поскольку действовали законы «Великого общества», конгресс не обращал внимания на то, как эти социальные расходы воздействуют на проблемы с балансом бюджета. Конгресс не понимал также, что именно постоянный и возрастающий бюджетный дефицит есть движущая сила процветания нации. И когда Рейган провел свое сокращение налогов, с последующим увеличением расходов на оборону, группа консервативно мыслящих республиканских и демократических сенаторов, во главе с Филом Грэммом и Уорреном Рудманом (республиканцы) и Эрнестом Холингсом от демократов, выдвинула в ответ Закон о контроле бюджетного дефицита. Закон был предназначен для приведения федерального бюджета к балансу за счет сокращения расходов. Объявленный Верховным судом неконституционным, закон был переписан несколько раз. В 1990 году приняли такую редакцию закона, в которой содержался только призыв к сокращению федеральных расходов. Ричард Дарман, помощник Буша по бюджету, и Джон Сунуну, шеф административного штата, тоже стояли за приведение бюджета к балансу, как и демократическое большинство в конгрессе. Поскольку не было возможности сократить расходы на обязательные программы или даже немного урезать социальные льготы, единственным выходом оставалось повышение налогов. Буш был очень разочарован в своих ожиданиях, что конгресс будет способен сдержать государственные расходы. Благодаря решениям Верховного суда, установленные лимиты были заявлениями о намерениях, а вовсе не обязательны к исполнению. […]
Пусть демократы в конгрессе радостно похлопывали друг друга по спине за свою стойкость в ограничении расходования бюджетных средств, но цифры говорили вовсе не в их пользу. Начать с обещания сократить оборонные расходы на 67 миллиардов долларов в течение трех лет. Но в 1991 финансовом году эти расходы составляли 273 миллиарда долларов, а в 1993 году они выросли до 291 миллиарда долларов. Можно было бы предположить, что такое превышение расходов вызвано «Бурей в пустыне» и соответствующими издержками, но ведь эта война началась и кончилась в 1991 году. Не видно было «дивидендов мира», которые обещали американцам от краха Советского Союза. По программе «Человеческих Ресурсов», самой большой статье федеральных расходов, в 1991 году было потрачено 690 миллиардов долларов, а в 1993 году — уже 828 миллиардов. Каждая статья расходов в бюджете постоянно подрастала, и подпитывался этот рост, как со времен Джонсона в 1967 году, за счет средств из Фонда соцстрахования. Так делалось для того, чтобы скрыть от администрации действительный размер государственного долга. В 1990 году, прежде чем конгресс все же принял план по сокращению государственных расходов, федеральный долг составлял 3,3 триллиона долларов. В 1993 году эта цифра выросла до 4,4 триллиона долларов.
Джордж Буш-старший добился главенства в своей партии только в результате того, что был вице-президентом при Рейгане. Рейган подтолкнул его вверх, потому что Буш выглядел представителем умеренного крыла республиканцев. Но группа людей, составлявшая это самое «умеренное крыло» в Республиканской партии, не отражала взгляды всей партии. Буш был ни либерал, ни консерватор; ни техасец, ни янки из Коннектикута; ни волк, ни овца. Наиболее существенным был тот факт, что он не имел опыта эффективного управления администрацией — разве что во время своего срока как конгрессмена. Это стало его главной трудностью в президентстве. Буш видел себя скорее как чиновника, а не как политика, тогда как только политику дано понимать яростную борьбу между партиями во времена, когда «холодная война» закончилась. Но не только Буш не понимал этой драматической перемены (во внутренней политике страны). Эти перемены и эту борьбу даже почти не затрагивали в прессе. На сорок пять лет две политические партии отложили в сторону фундаментальные различия во взглядах на страну и мир, чтобы объединиться против угрозы, исходящей от внешнего врага — Советского Союза. Когда эта угро: i миновала, на пепелище «холодной войны» вновь возгорелась открытая война между демократами и республиканцами.