Отец Лукас первым прервал молчание:
– Скажи мне честно, что именно тебя тяготит?
– Непонятность. Я не понимаю одной вещи: в том, что все мы наблюдали в этом уколе Марка, есть хоть какой-нибудь смысл, хоть какая-нибудь подоплека? Был ли этот укол результатом чьих-то – моих, Марка, Альберта – усилий? Было ли в этом собственно фехтование? Стоит ли над этим думать, стоит ли это изучать, записывать, пытаться использовать? Или это крайне редкая, но совершенно бессмысленная ситуация, не имеющая отношения к сути моей профессии? В последнем случае надо бы просто выбросить все это из головы и просто заказать хороший завтрак!
И, словно приняв твердое решение, Филипп Дижон подозвал официанта и принялся формировать свой насыщенный заказ.
Однако отец Лукас был крайне далек от подобных сомнений. Он, конечно, не так хорошо разбирался в тонкостях и перипетиях боевого искусства. Но он видел священника из Ватикана с учебником фехтования под мышкой, который разговаривал с тем, кто подслушивает чужие уроки и за поединками которого следит масонский авторитет. И нашему священнику этого было вполне достаточно, чтобы понять: какой-то смысл во всем происходящем имеется. И если брат хочет копаться в некой всепоглощающей таинственности, то нынешняя ситуация и есть самая подходящая для этого почва. Тем более что самому отцу Лукасу собственных знаний для полного понимания происходящего явно недоставало – требовались знания специальные, основанные на практическом опыте. Поэтому, вместо того чтобы присоединиться к пиршеству Филиппа, символизирующему победу плоти над духом, он негромко сказал:
– Давай поговорим о твоем искусстве.
Филипп все понял. Отмахнуться от непонятного события не получится. Брат что-то чувствует, или знает, или пытается узнать. Брат не отстанет от него, а это значит, что странная история, которую, в принципе, можно было бы списать на случайность, стечение обстоятельств или вообще на звезды, действительно существует, и ее значение будет только расти, влияя на Филиппа, отца Лукаса, школу, фехтование… На все их привычное и надежное мировоззрение.
Маэстро медленно отложил вилку и недовольно кашлянул:
– Всякий раз, когда ты предлагаешь поговорить мне о чем-то конкретном, я теряю нить беседы. Ты как будто бы принуждаешь меня!
– Да ведь ты же сам втянул меня во все это! Я-то ведь шел в ресторан с надеждой поговорить о погоде или в крайнем случае обсудить вчерашний турнир!
– Ладно, ладно, предположим, я не против такого разговора! Только вот скажи, как мне разговаривать с тобой о моем искусстве? Что я сейчас должен говорить? С чего такие беседы начинаются? Да ведь ты ничего не знаешь о фехтовании!
– Вот и хорошо. Значит, ты мне все и расскажешь. А начинаются такие разговоры, как и в любой хорошей научной книге, с истории. Я помню, ты всегда уверял меня, что самым первым фехтовальщиком был Каин, убивший своего брата Авеля с помощью секретного удара, которому научил его змей. Пусть так. Но тогда кто был вторым? Как все продолжилось? Как все это дошло до нас?..
* * *
С некоторых пор кофейное заведение толстяка Рагно пользовалось особой любовью у учеников школы маэстро Дижона. Во-первых, цены там были заметно ниже, чем в «Пятом угле». А во-вторых (и это главное), несколько лет назад Рагно, твердо вознамерившись изменить пропорции своей пышной фигуры в лучшую сторону, тоже занялся фехтованием. Правда, эти занятия продлились совсем недолго. Но зато у Рагно сразу появилось три десятка друзей, которые принялись усердно посещать его маленькое кафе, угощаясь, по большей части, бесплатно. Почувствовав подвох, Рагно поспешил оставить занятия, но было уже слишком поздно. Новые друзья успели стать постоянными посетителями, практически вытеснив привычную клиентуру, состоявшую в основном из случайных прохожих.
Спустя некоторое время Рагно заметил, что, хотя молодые фехтовальщики платят не всегда, не за все и часто угощаются в долг, дела кафетерия идут в гору благодаря массовости и регулярности их посещений. Осознав это, Рагно успокоился и даже повеселел. Однако к фехтованию возвращаться не стал, довольствуясь уже имеющимися достижениями: новой клиентурой и возможностью при случае небрежно, но веско обронить: «Когда я тренировался у маэстро Дижона…»
Альберт пришел в кафе первым. Поискав глазами Жанну, без особой, впрочем, надежды, он направился к ближайшему свободному столику. При этом он с сожалением отметил, что романтического свидания не получится – несколько фехтовальщиков из школы маэстро Дижона уже расположились на своих привычных местах и, по всей видимости, не собирались в ближайшее время уходить.
Помахав для приличия рукой всем присутствующим, Альберт пристроился возле окна и принялся бесцельно рассматривать помещение.
Кафе Рагно занимало первый этаж маленького дома и представляло собой небольшую комнату с пятью столиками, камином и барной стойкой. Стремясь обеспечить своему заведению имидж старого ресторана, а заодно как следует сэкономить на интерьере, Рагно собрал всю самую старую мебель, а потолок увенчал люстрой, которую собственноручно изготовил из настоящего каретного колеса. Стены украшали такие же старые (но не старинные) картины, художественную ценность которых хозяин определил сам, сообразно своему вкусу и финансовым возможностям. Так, на самом почетном месте, над камином, пристроилась пышнотелая Даная неизвестного автора. Это полотно Рагно ценил более всего из-за его выдающихся параметров. По краям пристроились холсты меньшего размера, изображающие сцены охоты, противоположная стена приобрела украшение между двумя окнами в виде яркого псевдофламандского натюрморта с неестественно красным рыбным филе в центре. Над входом же Рагно прикрепил найденные в лесу развесистые лосиные рога, в несбыточной надежде, что они будут навевать посетителям мысли о его охотничьих подвигах.
Альберт устроился сбоку от входа таким образом, чтобы увидеть Жанну сразу, как только она войдет. Одновременно в поле его зрения попали и все остальные посетители, разместившиеся за другими столиками. Казалось, что при появлении Альберта все они прервали или по крайней мере приглушили разговоры и переключили внимание на него. Впрочем, очень быстро беседы посетителей вернулись в обычное русло, хотя Альберт продолжал чувствовать косые взгляды, направленные в его сторону. Еще через пару минут причина такого внимания стала очевидной. Разговоры окружающих, так или иначе, вращались вокруг одной и той же темы – укола Марка. А поскольку Марк умудрился уколоть себя сам именно в поединке с Альбертом, то и последнему невольно досталась часть этой непредвиденной славы. Сделав вид, что он не понимает и не интересуется разговорами окружающих, Альберт еще пристальнее уставился на дверь, и в этот момент в кафе впорхнула Жанна.
Посетители весело встретили ее громкими возгласами, среди которых одинокое приветствие Альберта совсем затерялось. Однако Жанна, помахав рукой остальным, решительно направилась к его столику, по дороге отдавая распоряжение подоспевшему Рагно относительно кофе и горячего круассана.
– Привет, Альберт! – Жанна, как обычно, захватила инициативу беседы в свои руки, избавив Альберта от проблемы выбора темы для разговора. – Как ты понимаешь, теперь нас связывает страшная тайна!