Здесь, в Суздале, Буршик стал начальником конюшни с двадцатью лошадьми. Его заботой было чистить стойло и кормить. Должность оказалась весьма выгодной, так как на лошадях привозили топливо, строительные материалы и съестные запасы.
Внутри монастыря находились армейские склады, в которых к работе каждый день привлекались два чехословацких солдата. Скоро с местными жителями удалось наладить обмен ворованного обмундирования, постельного белья на еду. Так что чехословацкое войско перестало страдать от недостатка яиц, масла, молока, сыра и самогонки.
Красноармейцев-часовых пугали искусно сделанным скелетом, поверх которого была натянута простыня, а внутри горела свечка. Смотрелась игрушка весьма устрашающе, особенно ночью. К счастью, при встрече с ужасным привидением караульные не стреляли. Иногда добродушные часовые, заметив подвыпившего «экскурсанта», возвращающегося домой и забывшего про осторожность, обычно махали рукой, чтобы тот проходил.
В Европе вовсю полыхала война. Советское правительство, связанное договором о ненападении с Германией, весьма неохотно шло на эвакуацию польского легиона чехословаков на запад. Наконец удалось договориться, что чехословацкие солдаты будут эвакуироваться небольшими группами и с определенными интервалами по времени. Отправление транспортов начало постепенно налаживаться, но тут капитулировала Франция. Подбирался новый маршрут до Одессы и морем через Стамбул на Средний Восток.
До весны 1941 г. несколько транспортов с чехословаками ушло во Францию и на Средний Восток. Подготавливался последний, в количестве 93 человек. В нем были преимущественно солдаты и, главным образом, коммунисты. В этой группе оказался и Буршик. Но пришел приказ доктора Бенеша: оставить их, как группировку инструкторов — организаторов строительства
Чехословацкой воинской части на территории Советского Союза.
Буршик, которому уже осточертела бездеятельность, тем не менее, как и многие другие, отверг предложение воевать в советских частях. Представители чехословацкого эмигрантского правительства настаивали на создании отдельной воинской части. 18 июля 1941 г. в Лондоне было подписано межправительственное соглашение, третий пункт которого говорил о создании чехословацкой воинской части на территории СССР.
Между тем чехословаков из Суздаля отвезли снова в Оранки. Буршику эта игра в солдатики совсем была не по душе, и он записался в организуемой Чехословацкой военной миссией группу подготовки диверсантов-парашютистов. Их предполагалось забросить на территорию оккупированной Чехословакии для проведения саботажа и сбора разведывательной информации. Буршик был зачислен в группу С-2. Перед этим аналогичную подготовку прошла группа С-1, которая в ночь с 9 на 10 сентября 1941 г. была выброшена над Кромержижом. Из этой разведывательной группы, как выяснилось после войны, не выжил никто.
Подготовка группы С-2 подходила к концу, но в октябре началось новое немецкое наступление на Москву и была объявлена Государственным комитетом обороны частичная эвакуация столицы. Было приказано эвакуировать Чехословацкую военную миссию в Куйбышев, а группу С-2 отправили обратно в Оранки.
В январе 1942 г. пришел приказ к передислокации до нового гарнизона. После нескольких дней поезд доставил чехословаков в город Бузулук Оренбургской области. Здесь началось формирование части Чехословацкого батальона, командиром которого был назначен подполковник Л. Свобода.
В сильные морозы подготовили казарменные помещения. Началось обучение будущих командиров в созданных офицерской и унтер-офицерской школах. Буршик в это время уже в звании десятника (младшего сержанта) был назначен для обучения в офицерской школе, где командовал отделением.
Почти каждый из группы «пахарей», так называли оставшуюся в СССР последнюю группу чехословаков, имел прозвище. Товарищи называли Буршика «Дятел». Существует несколько версий происхождения этого прозвища. Первая — из-за характерной формы носа, который чересчур выдавался вперед, что действительно придавало Йозефу сходство с одноименной птицей. Второй стала невероятная дотошность, с которой Буршик требовал от своих подчиненных наведения и поддержания порядка и чистоты в казарме. Был он «немножечко» педант. Все у него должно быть в порядке, надраено и, главным образом, выровнено. Его выводил из себя один вид разбросанной, как попало, одежды, небрежно заправленной кровати. Другие ветераны вспоминали, с каким старанием учился Буршик в офицерской школе. Постоянно с учебником, все бубнит про себя, ходит из угла в угол и кивает в такт головой. Ну, точно дятел. На прозвище Буршик, по натуре добряк, не обижался. Дятел, так дятел.
Летом 1943 г. обучение в офицерской школе было закончено. По предложению Л. Свободы курсанты школы, чтобы получить практические навыки руководства подразделениями, были во главе групп в 40–50 человек направлены в близлежащие колхозы и совхозы для оказания помощи в уборке урожая.
Одну из таких групп возглавил будущий офицер Буршик. С песней он привел своих в отутюженной походной британской форме с засученными рукавами солдат в колхоз с многообещающим названием «Прогресс». Ничего, конечно, в этом колхозе прогрессивного не было. Соломенные крыши, небольшие окошки в деревянных избах, несколько хозяйственных построек и дряхлая конюшня, несколько исхудавших коров. Встретили их колхозники, многие из которых были босыми и как-то даже стеснялись своего обшарпанного вида.
Командир выдал своим подчиненным последние наставления, чтобы то и то не делали, самогонки не пили и к девчатам по ночам не бегали. Совсем ненужные советы для молодых и веселых ребят, к которым тут же стали проявлять интерес местные женщины и девушки.
С уборкой урожая воины Буршика справились досрочно за две недели. Так как их посылали на три недели, он решил за ударный труд дать своим солдатам отдых. Как нарочно приехал в это время с проверкой Л. Свобода и увидел неработающих солдат. Аргументов никаких слушать не стал, выговорил при всех Буршику, вывел того из себя. Возмущенный Буршик сказал, что под его командованием он служить не будет. Свобода приказал людей собрать и вести обратно в казарму.
По дороге на фронт
Отношения с командиром батальона долго оставались у Буршика натянутыми. Ведь он еще «отличился» в словесных перепалках с коммунистами, которые активно просвещали солдат при помощи брошюр и газет коммунистического направления. Буршик категорически был против этого. Он твердо был уверен, что их дело воевать, а политикой заняться можно и после освобождения Чехословакии. По его совету многие вообще стали уходить от дискуссий с коммунистами и собираться для обсуждений текущих событий сами. Когда о таких собраниях узнали, советские инструкторы посоветовали Л. Свободе инициаторов наказать. Буршик оказался в числе выявленных зачинщиков и даже был осужден к трем неделям гауптвахты. Произошло это в самом начале 1943 г., и только скорая отправка батальона на фронт спасла его от отбытия наказания.
В батальон, кроме интернированных, начали прибывать чехи и словаки, освобожденные из советских исправительно-трудовых лагерей Сибири. Они попали туда, когда, спасаясь от немецкого вторжения, нелегально перешли границу СССР. Они надеялись совсем на другой прием. О том, что в СССР существует такая мощная организация под названием НКВД (в переводе «Не знаю Когда Вернусь Домой» или «Народный Комиссариат Вернейшей Доставки в рай»), Буршик узнал хорошо, и у него не было никаких иллюзий относительно целей этой организации. Сам неоднократно побывал на допросах в НКВД. Его трудно было переубедить, что общественный строй в СССР лучше демократической буржуазной республики. Почему же тогда, даже в глубоком советском тылу, люди живут так бедно, голодают?