Если наши военные вообще что-либо читают, то скорее периодическую литературу. Военный “ура-патриотизм” совершенно чужд нашей офицерской среде. Если вы услышите, что офицер с энтузиазмом говорит о своей профессии или одержим страстью к муштре, то можно поручиться, что он болван. С такими офицерскими кадрами армия не способна предельно развивать свои агрессивные качества».
Революционер Кравчинский был кадетом, юнкером и офицером-артиллеристом царской армии, то есть достаточно долго, «с младых ногтей» впитывал в себя мировоззрение типичного русского офицера. Кравчинский ведь искренне уверен, что офицер, который «с энтузиазмом говорит о своей профессии», является дураком, болваном. А ведь это так «по-нашему»! Русский офицер уверен, что получать деньги за то, что не желаешь и не собираешься делать, к чему душа не лежит, и служишь только потому, что иначе боишься не заработать на жизнь, – это «честно». Кравчинскому даже в голову не приходит, что это крайняя степень подлости, ведь какому государству, какому народу нужна такая «неагрессивная» армия, кому нужна беззубая собака?
(Помню, в момент перестройки бывшие советские генералы даже комитет создали «Генералы за мир!». И тут нечего сказать – это так по-русски!)
Если для тебя военная карьера не лучше и не хуже любой другой, то ведь это бесчестно – выбирать военную! Займись той, в которой ты будешь работать, а не службу обозначать. Ведь с такими офицерами наша армия всегда «неагрессивна», поскольку офицеры трусливы и воевать не умеют, а от незнания военного дела воевать боятся еще больше, поскольку знают, что любой мало-мальски серьезный противник обязательно побьет таких «профессионалов» как они. Наш средний офицер не совсем дурак и хотя бы подспудно, но понимает, что единственное, на что он способен, – это грабить казну родного государства. А в остальном это лучший «борцун за мир».
И посмотрите, с каким чванливым презрением Кравчинский, представитель типично русского офицерства, пишет о немецких офицерах – якобы «солдафонах», относящихся к службе, как к священнодействию. Между тем то, что делали немецкие офицеры, называется «честным отношением к тому, за что получаешь деньги». Они ведь получали свою зарплату за подготовку для Германии храбрых и умелых солдат, за поиск решений, как этих солдат эффективно использовать в боях возможной войны. А посему не «в домашних туфлях и в халате», а честно эту работу исполняли – на полигонах гоняли солдат до седьмого пота, а потом еще столько же, потом возвращались домой и самостоятельно изучали по военному делу все, что можно было изучить.
А у нас, как передают нынешние офицеры, и сейчас в армии начни кто-нибудь из офицеров серьезно увлекаться военным делом и говорить об этом, то немедленно от коллег последуют издевки, насмешки, что-либо презрительное типа «Суворов нашелся!».
Таким образом, чтобы начать готовить таких офицеров, каких готовили немцы перед Второй мировой войной, необходимо прежде всего выработать немецкую ЧЕСТНОСТЬ по отношению к своему делу и к своему долгу. С честности надо начинать. Это, разумеется, во всех отраслях жизни полезно, скажем, чтобы потом не пускать сопли при виде «Мерседеса» или «БМВ» и не издеваться над «Ладой».
А уж как необходимо немецкое отношение к делу в армии!
Но принципы принципами, а мы давайте шаг за шагом уточним, что это значит – «иметь немецкое отношение к делу», иметь образ мыслей немецкого военного той эпохи.
Начнем с того, что война – это убийство вооруженных солдат противника – уничтожение его войск. Соответственно, задача каждого военнослужащего – подготовиться к этому делу – натренировать себя для уничтожения противника настолько, насколько это возможно.
А для этого солдатом должно овладеть если не огромное желание лично убивать или организовать бой, то по меньшей мере безусловное сознание, что от этого дела солдат не имеет права уклоняться и никогда не сможет уклониться. Что даже мысленно уклоняться от участия в бою – это опозорить себя. А отсюда один вывод – подготовиться самым добросовестным способом хотя бы для того, чтобы уменьшить собственную вероятность смерти в сражениях. Думаю, что в Рейхсвере с таким менталитетом было большинство военнослужащих, и в любом случае именно они задавали тон и создавали атмосферу в армии.
Эта уверенность вот откуда. В момент организации Рейхсвера у немцев был огромнейший выбор тех, из кого Рейхсвер создать, поскольку победившие союзники разрешили немцам иметь армию численностью всего в 100 тысяч человек при 4000 офицеров и генералов. А после Первой мировой войны Германия имела в строю не менее 5 миллионов прошедших войну солдат и 60 тысяч офицеров. Повторю, было из кого выбрать. Но в Германии была послевоенная разруха, демобилизованным из армии устроиться на гражданке было очень трудно, поэтому (глядя на российскую армию) мы понимаем, что и в Рейхсвере можно было бы оставить на хлебных должностях и родственников начальников, и блатных.
Но немцы отобрали 4000 самых лучших боевых и, главное, не потерявших боевитости офицеров. Почему отобрали именно их?
Я же сказал – из-за честности. Во-первых, разумеется, из-за очевидной честности. Из-за сознания, что только лучшие офицеры нужны армии, поэтому честно – это когда именно лучших в армии и оставляют. Но в данном случае это не вся честность, есть еще и та, о которой мы чуть выше начали говорить.
В немецкой армии в бою военнослужащих и технику противника лично уничтожали стрелки (в немецкой армии не было рядовых – у немцев были «стрелки») и ефрейторы. А все остальные, начиная от унтер-офицера и выше – фельдфебели, офицеры, генералы и фельдмаршалы, – организовывали это уничтожение, то есть организовывали бои и сражения. Поэтому, во-вторых, в силу ли свойств своего немецкого характера либо в силу воспитанной готовности исполнить свой долг эти унтеры, офицеры и генералы, безусловно, собирались воевать лично, повторю, лично организовывать бои. Только с такой готовностью лично воевать они могли смотреть на себя как на честных людей. (Это не командиры рот, которые и лично боя избегают, и солдатам не советуют воевать.)
И, само собой, немцы не собирались будущие бои проигрывать.
Соответственно, у немецких командиров было понимание, что с негодными подчиненными бой не выиграть. Отсюда два стремления – иметь самых лучших, самых боевитых подчиненных, во-вторых, иметь возможность лично определять, годится тебе этот подчиненный или нет? Сможешь ли ты с ним выиграть бой или нет?
Понимаете, если какая-то комиссия на основании каких-то оценок, полученных на каких-то экзаменах, проведенных какими-то преподавателями, признает какого-то молодого человека лейтенантом, то это будет «по-русски», но не «по-немецки». По-немецки – это когда командир полка, в котором этому кандидату служить, признает его лейтенантом. Но сначала, разумеется, командир полка выслушает командира роты, в которой служит кандидат в лейтенанты, годится ли этот кандидат быть заместителем ротного и можно ли ему доверить для личного командования первый взвод роты? Если мнение командиров совпадет, то он лейтенант. А кто там его где-то экзаменовал – это ротному и полковнику, конечно, тоже интересно, но для них не это главное. Главное – видят ли они в этом кандидате будущего командира роты. Можно ли будет доверить ему 200 солдат и боевую задачу, посильную роте? Есть ли надежда, что он будет рваться выполнить боевую задачу большую, нежели достаточную для роты? Будет ли он для своих солдат образцом храбрости, спокойствия и уверенности?