– Отпусти меня на пенсию, Егор, – прервав размышления Артемьева, сказал Сергей Иваныч.
– Ни хрена себе, сходил за хлебушком, – ошарашенно ответил Артемьев. – Это тебе так сильно не понравилась нарисованная Юркой перспектива?
– Это мне так не нравится мой возраст.
– Готов поспорить, что вчера ты так не думал.
– Вчера сотрудники Рязанского филиала были еще живы.
– Черт возьми, вот в чем нет твоей вины, так это в их гибели.
– Мы все виноваты.
– Я, возможно. Я, можно сказать, в России дал ВИДЕНИЯМ путевку в жизнь. Я почти десятилетие фактически руковожу национальным отделом корпорации. Но ты… Ты всего лишь инженер…
– Я всего лишь трус.
– Ты боишься за свою жизнь? Я считаю, что это излишне, но раз ты так беспокоишься… В моем доме тебе ничего не угрожает. Мы удвоим твою охрану. Через полчаса здесь будут ребята из нашей службы безопасности. И охрану твоей семьи тоже усилят.
– Я-то ладно, я не прихотлив. Но мои дети? Внуки? Моя жена? К каждому из них ты приставишь по роте солдат? – Главный инженер покачал головой. – Нет. Никто из них на это не согласится.
– Да с чего ты взял, что тебе что-то угрожает? Центры для них как красная тряпка. Это фетиш. Неужели ты не понимаешь, что для любого революционера важны внешние эффекты?
– Неужели ты не понимаешь, что это война? И ничего удивительного здесь нет. Появление движения, подобного Люфту, было делом времени. Не Люфт, так кто-нибудь другой, твой Юрка например, организует что-то похожее. Всегда и во все времена есть недовольные. Или обделенные, мне плевать, как они называются. Главное, что для восстановления справедливости, как они ее понимают, они готовы убивать. Я не солдат, Егор. Я инженер. Старый, ворчливый инженер. Даже когда я был молодым и дерзким, я и тогда не годился для войны.
Егор посмотрел Иванычу в глаза и понял, что тот для себя уже все решил. Решение об уходе было давно обдумано и вполне осознано. Он не мог, да и не хотел удерживать старого друга. Это его жизнь. И он сам решает, как ее прожить. А угроза жизни… Она есть всегда. И если кто-то решил, что ты должен умереть… От отвесно летящего кирпича бронежилет не спасает.
– Когда ты хочешь уйти?
– Вчера, – криво улыбнувшись, ответил инженер. – Я понимаю, что это невозможно. Двух месяцев тебе хватит, чтобы подобрать мне замену?
– Иваныч, я бы все же попросил тебя подумать еще раз. И все еще раз хорошенько взвесить. Не перебивай, я прекрасно тебя понимаю. На твоем месте я, наверное, поступил бы так же. Но я все же надеюсь, что ты передумаешь. Если хочешь – возьми отпуск. Насчет охраны не беспокойся, корпорация умеет охранять людей, чей вклад в ее развитие огромен. А замену… Я сейчас даже и не знаю, кого можно поставить на твое место. Но, думаю, подберем.
Яблочный пирог в этот день гости так и не попробовали. После разговора с Артемьевым Сергей Иванович сразу же уехал домой. Егор отправил с ним усиленную группу охраны. Он понимал, что это не имеет смысла, но для спокойствия старого друга готов сделать что угодно. Зять к этому времени вместе с очередной бутылкой переместился на веранду, а Егор проводил гостя до машины, после чего ушел в свой кабинет.
Закрыв за собой дверь, он снял пиджак, бросил его на большой пухлый кожаный диван, который купил на гонорар от первой рекламной статьи про Видения, а сам сел рядом. С уходом главного инженера для корпорации практически ничего не изменится. По большому счету, классных спецов на свете очень много. Взять дюжину лучших, устроить здоровую конкуренцию, положить хорошие премиальные, и ребята будут рвать анус на фашистский крест, стараясь занять освободившееся место. Дело было совсем не в профессионализме Сергея Ивановича. С его уходом из корпорации, а скорее всего, и отъездом из города Егор оставался совершенно один. Окончательно. С женой они так и не развелись, но она уже шестой год жила в Лондоне. Дочь жила в его доме, но своей жизнью, внуки тем более. Иваныч был для Егора тем самым огоньком, который давал почувствовать себя не просто грамотным руководителем, но и человеком. Обычным человеком, у которого могут быть друзья. С кем можно пожарить шашлыки и выпить вина, слетать на море отдохнуть. Да просто поговорить. При теперешнем положении Артемьева в обществе настоящего друга найти невозможно. Всегда будет присутствовать шлейф влиятельности. Настоящие друзья могли появиться только в прошлом, когда Егор был обычным человеком. Артемьев с ужасом подумал о том, сколько людей живет на свете, никому не веря. Даже жене и детям. Жена может строить планы на выгодный развод, дети – на наследство.
В голове Артемьева пропел тихий зуммер, кто-то вызывал его по каналу связи, встроенному в Видения. Через секунду система идентифицировала звонившего.
Артемьев ответил на вызов, и его кабинет преобразился.
Он сидел в корпорации, в комнате для переговоров, в удобном кресле с высокой спинкой. Напротив в точно таком же кресле – профессор Легостаев. В углу потрескивал камин, выложенный темно-красными и коричневыми изразцами. Массивная двенадцатирожковая люстра под потолком рассеивала приглушенный свет, создавая доверительную, почти интимную обстановку для беседы.
– Здравствуйте, профессор.
– Здравствуйте, Егор Сергеевич. Наверное, я не вовремя.
– Как может быть не вовремя врач, если он приходит по делу, – сказал Артемьев. – Ведь вы по делу?
Профессор в жизни и в Видениях всегда выглядел безупречно. Его чисто выбритое лицо, белоснежный халат, седая голова и добрые проницательные глаза располагали к доверию.
– Сегодня утром к нам поступил шестилетний мальчик. Дима Антонов. У него больная печень. Очень тяжелый случай, необходима срочная пересадка. Но у нас нет подходящего материала. Материал есть в клинике Штутгарта. Я уже созвонился с профессором Крафтом. Но, как вы понимаете, мне никто не позволит потратить бюджетные средства, предназначенные для операций, на чартер в Германию, оплату счетов за гостиницу для матери ребенка, двухнедельное пребывание мальчика в клинике.
– И правильно сделают, – сказал Артемьев. – Разумнее сделать на эти деньги пару операций в вашей клинике.
– Я с этим полностью согласен. Нельзя спасать одну жизнь за счет двух других. У родителей мальчика суммы, необходимой на лечение, к сожалению, нет, и я…
– И вы опять правильно поступили, что обратились ко мне, – перебил профессора Артемьев. – Сколько необходимо перечислить и на какой счет?
– Сто шестнадцать тысяч евро, Штутгартский филиал Дойчебанка. Номер сейчас перешлю.
– Я сейчас же свяжусь с финансовым отделом и отдам поручение о переводе. Звоните в аэропорт, договаривайтесь о перелете. Счет также переправьте мне в офис.
– Спасибо, Егор Сергеевич. Бог не забудет про вас.
– Мне плевать, что помнит Бог, а что нет, – сказал Артемьев. – Тем более что у него очень странная память. Я всего лишь делаю то, что могу и что считаю правильным.