Охранники под руки подхватили бездыханное тело Прокофьева и куда-то уволокли его через боковую дверь. Все остальные вышли из кабинета шефа через главную. Оставшись один, Егор устало опустился в кресло и, откинувшись на спинку, закрыл глаза.
Тысячи людей день за днем создают искусственный мир, в котором живут сотни миллионов. Они радуются в этом мире и грустят. Этот мир заменяет им тех, кого они давно потеряли, заменяет будущее, которого нет, позволяет вернуться в прошлое. А эта маленькая тварь решила, что имеет право отнять ту малую радость, что у них осталась. Артемьев ненавидел всех, кто считал, что лучше знает, кому что нужно для счастья. Даже не кому что, а что нужно всем. Он ненавидел их всех вместе взятых и каждого по отдельности. Почему люди, не сумевшие устроить свою жизнь, берутся устраивать чужие жизни?
В пространстве возникло лицо секретарши.
– Шеф, к вам господин Ветров.
– Пропусти.
Артемьев дал Видениям команду, и офис принял естественный вид.
В распахнутую дверь вошел невысокий коренастый мужчина сорока шести лет славянской внешности, с густой каштановой шевелюрой и длинными, как у пианиста, пальцами.
С Ветровым они познакомились девятнадцать лет назад, когда Артемьев был обычным журналистом и мотался по зонам локальных военных конфликтов, а Ветров был еще лейтенантом. Однажды Ветров спас ему жизнь, когда на Кавказе Артемьев пытался взять интервью у одного из полевых командиров, но последний предпочел интервью выкуп, который намеревался поучить за журналиста с владельца газеты. Позже дороги Артемьева и Ветрова разошлись. Второй раз они встретились через шестнадцать лет. Ветров к тому времени дослужился до майора, со скандалом ушел в отставку и теперь перебивался частными заказами на охрану желающих побывать в какой-нибудь горячей точке в качестве туриста.
– Плохо выглядишь, – сказал майор.
– Неделя выдалась не из легких.
– Наслышан. Тебе нужен отпуск. Слетай на острова, полежи на белом песке. Я тебе по своему опыту могу сказать: сутки-другие на пляже, под теплым солнцем, когда рядом плещутся волны океана…
– Для этого теперь не нужно никуда летать. Видения за секунду перенесут тебя в любой уголок планеты.
– Чудак ты, Артемьев. Разве может твой суррогат заменить настоящее море и настоящий песок? А если еще рядом на пляже лежит точеное женское тело… А лучше чтоб не одно…
– Устал, – вздохнул Артемьев. – Несу всякий вздор.
– Зачем звал? По делу или соскучился?
Подавшись вперед, Артемьев перекинул через стол толстую кожаную папку, она проскользила по полированной столешнице, майор поймал ее, расстегнул молнию. На стол посыпались фотографии, аналитические справки, чипы с файлами съемки наружного наблюдения.
– Опять сам собирал информацию… – недовольно сказал Ветров. – Сколько раз повторять, что я сделаю это качественнее. Вот возьмут тебя за хибок, тогда узнаешь, что такое виртуальное заключение, которое разработали ваши ушлые инженеры.
Откинувшись на спинку кресла, Артемьев нехотя отмахнулся.
– Подставные фирмы через Интернет заказали слежку разным детективным агентствам. Расчет через банковскую ячейку, видеофайлы скачаны по FTP с бесплатных серверов в Китае. Ко мне все это никак не привязать.
– Кто на этот раз? – спросил майор, разглядывая фотографии загородного дома, сделанные с разных ракурсов.
– Чиновник Министерства природопользования. Биологические отходы. Захоронения отходов химической промышленности…
– Я сделаю, мне не трудно, – сказал Ветров, не отрываясь от чтения, – но тебе не кажется, что грохнуть государственного чиновника не то же самое, что обычного подонка, насилующего школьниц?
– Ты боишься, что нам на хвост сядут федералы?
– Ну… Не то чтобы очень… Просто этот перец до сих пор жив. И не в тюрьме. Значит, кому-то в правительстве его делишки на руку, следовательно, его кто-то прикрывает. Кто-то с него кормится. И хорошо, если этот кто-то просто расстроится, когда узнает, что гаденыш сдох. А если подумает, что все направлено именно против него? А в его лице против всей страны. Противостоять государству очень непросто.
– Хочешь сказать, чтобы в таких делах я на тебя в будущем не рассчитывал?
– Нет, не хочу, – равнодушно ответил Ветров. – Во-первых, сразу они не просекут, в чем тут дело. Даже если просекут, на организацию чего-либо у них уйдет какое-то время. Во-вторых, мне нужны деньги. И, в-третьих, главное – вовремя остановиться.
– Я и не думал начинать отстреливать членов правительства, – сказал Артемьев. – Но уж больно этот сучонок надоел.
– Всегда найдется сучонок, который надоел больше других.
– К чему ты? – прищурившись, спросил Артемьев.
Ветров оторвался от досье, молча посмотрел на Артемьева, затем бросил бумаги на стол:
– Давно хотел тебя спросить… Зачем тебе все это?
– Что именно? – уточнил Артемьев.
– Мы не колеса гадам прокалываем, мы людей убиваем. Чтобы лишить человека жизни, нужны веские основания. Для маньяка ты немного трусоват. Да и не убиваешь сам, значит, кайфа от крови не чувствуешь. Для самоутверждения? Заняв пост руководителя российского филиала ВИДЕНИЙ, ты достаточно самоутвердился. Денег у тебя как раз по семьдесят седьмой этаж. Значит, ты не мстишь тем, кто богат. Власть? Не уверен, что у президента власти больше, чем у тебя. Я имею в виду реальную власть. Получается, что видимых предпосылок нет. Вот я и спрашиваю себя: зачем?
Артемьев ответил не сразу.
Уже несколько лет он и Ветров – банальные подельники в убийствах. Капитан был прав, сейчас Артемьев на вершине. У него есть деньги. Огромные деньги. Гигантские. Он руководит филиалом одной из крупнейших корпораций. У него есть влияние на политическую ситуацию в стране; Видения – не последний инструмент в формировании настроения населения. Единственное, на что он не мог повлиять, – правосудие. Конечно же, у него были в кармане несколько продажных суде, и при необходимости они принимали нужные решения. Но, черт возьми, заплатить судье, чтобы он гарантированно осудил какого-нибудь высокопоставленного мерзавца на высшую меру… Артемьева бы не поняли в высшем обществе. К тому же на смертную казнь в третий раз продлен мораторий. Пожизненное заключение – очень большая неприятность, но смерть – гораздо бо́льшая. И гарантированная, потому что не стоит забывать про комиссию по помилованию. Зачем ему было это нужно? Наверное, власти Артемьеву все же было недостаточно. Еще со времен работы в газете, когда он занимался журналистскими расследованиями и видел, как подонки со связями, смеясь, уходят от наказания, ему порой хотелось своими руками всадить пулю в наглый лоб дельца, разворовавшего деньги, выделенные на помощь инвалидам. Убийцам, которым сердобольные присяжные давали по минимуму, а то и оправдывали за недоказанностью, собственноручно вырезать сердце. Тогда он не мог претворить в жизнь свои желания. Как говорится, руки коротки. Теперь же, когда он прожил жизнь и уже не боялся смерти, когда привык, что его положение дает ему серьезные преимущества перед остальными согражданами, он делал то, что считал нужным. Стыдно признаться, но ощущение того, что он может отнять у кого-то жизнь, а кому-то разрешить прожить еще немного, бодрило, придавало какое-то… возбуждение, что ли.