— Рад познакомиться, Сумерька.

— И я а-ага… — прошептала, глядя в удивительные ядовито-зеленые глаза. Мою ручку не просто пожали, а еще и поцеловали, совершенно не обращая внимания на белый песок, оставшийся на перчатках.

Василиск выпрямился и, глядя в мои глаза, произнес, почему-то обращаясь к Его Высочеству:

— Я буду тренировать ту команду, в которой окажется она, — и глухим, создающим эхо голосом огласил зал: — Данрар-риум Тиш Каварка да Рга-да.

Шар света над нами мигнул и засиял чистым белым, вытравливая тень, даже из самых темных уголков. А в следующий миг, освобожденный из камня василиск, подмигнув мне, ушел в пол.

Провалился и на постамент не вернулся!

— Чт-то это было?

— Клятва.

— А… — я указала на ковер, где только что стоял галантный блондин.

— Портал, — вздохнул Равэсс и как для маленькой чуть ли не по слогам пояснил: — Когда демоны лишились артефакта, он не сразу был передан в сокровищницу императора. Кель Граун создал прототип.

— П-портал? — прошептала я. — Так вот почему демонов никак не удавалось обвинить в нападении! Милостивый Боже, если бы не команда Сули, эти набеги длились бы до сих пор! Какие же они…

— Да-да-да, — не разделяя моего восторга, отмахнулся капитан команды запасных королевских смертников. — И сказать по правде, глядя на твоего лемура, я думаю что это один из них.

— С чего ты взял?

— С того, что в благодарность за верную службу лишь три тренера получили редкую зверюшку с необычными способностями.

— А какие там были зве… — я не договорила, но он и так понял.

— Жоброг, лемур и спрут.

— Скиф! — воскликнула я и прижала руку к груди. — Мой Гирби скиф. Глаза желтые и привычки их. Стал бы нормальный лемур мясо есть да еще на хозяйской кровати. Бежим!

12

И все это время он был у меня, и Октован Кворг знал об этом!

Теперь стали понятны его слова о сотрудничестве, адресованные Гирби, понятна осведомленность ведьмака относительно моих успехов и мстительная сущность самого зверька… Ой! Так он, получается, все-все-все помнит, да?

Я была всего в шаге от двери моей комнаты, когда осознала, что совсем не хочу в нее входить. Представила себе месть скифа и остановилась. Его Высочество следовавший сзади, от неожиданности налетел на меня, но сориентировался быстро и предотвратил наше падение вниз.

— Намина, что случилось? Забыла ключи?

— Н-нет, наоборот вспомнила. — Что мне стыдно смотреть своему питомцу в глаза.

— Он многое видел не прикрытым? — предположил метаморф и посмотрел на меня испытующим взглядом. — Тебя это стесняет?

— Нет, другое…

— Думаешь, он воспринимал тебя как девушку?

— Трудно сказать… — неопределенно ответила я, в попытке вспомнить сколько же раз Гирби был мною "умертвлен", то есть сколько раз он участвовал в моих экспериментах. Но капитан команды понял все по-своему, продолжил утешать.

— А вот это глупость, ты для него сущий ребенок. Он может и проигрался на играх в пух и прах, но до этого две жизни прожил… — Высочество посмотрел на меня с прищуром и добавил: — Можно сказать, он многое повидал и ко многому относится проще.

— Угу, — хмыкнула я и съежилась, — напомни ему об этом, когда он меня убивать будет.

А через минуту я на глазах крайне удивленного Его Высочества стояла перед Гирби и извинялась за все свои прегрешения. И за то, что отшлепала, когда он сырую рыбу в моем шкафу хранил до появления запаха тухлятины, и за то, что в кастрюлю с молоком макнула, в ту самую, в которой он мой дневник и тетради утопил. И за то, что водой облила, после того как он лапами запачкал мое выходное платье, и за то, что его за хвост с кровати сдергивала, если он с едой на покрывало забирался… И за кладовку, и за ошейник, и за эксперименты, и за фруктовую диету, которая вроде как была ему полезна, за недобрый взгляд, когда злил, за малое количество ласки, потому что часто он меня злил. Словом за все, за что только можно было. И вот стою я раскаявшаяся, а на меня во все глаза смотрят и метаморф, и лемур. Первый почесав нос, смущенно заявил, что он после всего перечисленного эту тварь лупоглазую с радостью бы утопил. А второй — сжав мои пальцы лапами и обвив запястье хвостом, прижал уши и жалобно заглянул в глаза, напоминая, что его с утра еще никто не кормил.

— Конечно-конечно, мой хороший. Пошли… — На руки его взяла, за ушком поцеловала, шагнула к двери и оказалась остановлена.

— Сумерька, остановись! — Равэсс обогнул меня и стал впереди.

Прищурился, переводя взгляд с меня на лемура. — Я тут прослушал все твои извинения и спросить хочу… Ты что считаешь, что он всевсе это помнит?

— Да, — печально вздохнула, прижимая Гирби, то есть уже не Гирби, к груди. — И мне так стыдно…

— Понимаю, — кивнул смертник, — и в тоже время не понимаю.

— И не надо, — я шагнула к двери.

— Нет, погоди. Не спеши и только представь себя на его месте. И подумай, хотела бы ты помнить, все произошедшее с ним?

Я посмотрела на несчастного зверька, в его глазенки круглые и желтые, на хвостик полосатый, серую шерстку и эти очаровательные лапки с тонкими пальчиками и возмутилась:

— Нет, конечно! Бедненький, несчастненький натерпелся, а я…

— Намина, хватит себя винить! Я не о том. — Оборвал меня метаморф и с усмешкой заявил: — Он же зверь. Посмотри на него.

Наглая морда, хамские повадки, отвратительный характер, ужасный вкус в еде…

— Он скиф! Это нормальные пристрастия для скифа. Они владеют магией воздуха и поэтому…

— Сумеречная, ты меня убиваешь! — воскликнул Его Высочество, и я с испугом посмотрела на свои руки. В перчатках. Тогда о чем он говорит? Неужели дар Смерти настолько развился за эти дни, что рядом со мной уже даже стоять небезопасно. Испугалась не на шутку, а Равэсс со вздохом заявил:

— Я имел в виду, что Гирби твой, как и любой нормальный зверь вылизывал себя языком, ел все грязными лапами, совал нос, куда не просят, нюхал и пробовал, все, что только можно, спаривался с другими лемурами, касался их гениталий и…

— Нет! — мои щеки явно сейчас пылали. — В округе не было подобных ему…

— Значит, с собакой или кошкой, — предположил капитан команды запасных, но увидев мой взгляд, исправился: — Дружил он с ними, дружил. Но в остальном… ты только представь, сколько всего он должен помнить. Вернее, сколько всего он не пожелает вспоминать, когда вернет себе человеческую форму.

— Так он ничего не вспомнит? — прошептала я счастливо и потупилась: — Но…

— И даже не думай жалеть, иначе этот зверь совсем оборзеет. И начнет таскать не только еду из столовой и женское белье из раздевалки, но и артефакты из преподавательских. А оно тебе надо?