Туфин был слишком независим. Он не сближался ни с кем из семейства Корстаков, сигурнами или представителями армии и не собирался сообщать кому-то из них свои тайны. Запугать его было нечем – он знал о каждом обитателе дворца, да пожалуй, всего Остенвила, столько интимных подробностей, что вряд ли нашлось много желающих оказаться выставленным на всеобщее обозрение в грязных штанах.
Семьи у астролога никогда не было, а его единственное детище жило здесь же, в этой комнате – огромная книга в дорогом тёмно-красном переплёте из телячьей кожи с золотыми застёжками – «Хроника государства Нумерия» – содержавшая все мало-мальски значимые события, происходившие во всех двенадцати её ланах.
Некоторые годы были на удивление спокойными и занимали всего пару другую страниц, исписанных чётким каллиграфическим почерком книжника. А в такой год, как нынешний, Туфину придётся, пожалуй, потрудиться.
Подкупить Меченого было также невозможно. Предложить ему это – значило нажить себе умного и коварного врага. Туфин, конечно, не был бессеребренником, но всегда относился к деньгам и роскоши, как к жизненной шелухе, отвлекающей его от великого чуда бесконечного познания.
Всё ещё озадаченный, Грасарий поднялся и, кивнув на прощание хозяину, пошёл к двери. Она распахнулась ему на встречу, и в комнату влетела Лея. Девушка вздрогнула от неожиданности, оказавшись нос к носу со своим дядей, но быстро пришла в себя, довольно мило улыбнулась и поздоровалась. Грасарий кивнул в ответ, с любопытством оглядев недавнюю затворницу:
– Лея, красавица моя! Ты всё хорошеешь и хорошеешь! Как давно я не видел твоих прекрасных глаз!
Несколько смущённая таким вниманием, Лея отступила на шаг и, залившись румянцем, опустила глаза:
– Всё шутите, дядюшка. Вы же прекрасно знаете, что поводов хорошеть у меня больше нет. И не будет. Никогда.
– Девочка моя, никогда не говори «никогда» – жизнь так стремительно меняется! И то, что сегодня казалось безнадёжно недостижимым, завтра вдруг падает само тебе в руки.
Лея подняла голову и вызывающе взглянула на Грасария:
– Спасибо за сочувствие, дядя! Только я не очень верю, что мой Дартон встанет из могилы. Скорее, я присоединюсь к нему там, – и упрямо поджав губы, прошествовала мимо дяди, прижав к груди принесённую с собой книгу.
Грасарий, в который раз за сегодняшний день покачав головой, вышел из комнаты. День был полон неожиданностей, которые нужно было тщательно обдумать. И, возможно, пора уже было что-то предпринимать.
– Ах, ты, паршивка! – Мирцея влепила звонкую пощёчину и, схватив испуганную девушку за волосы, поволокла её из комнаты. Под удивлённым взглядом лантара миновав коридор, она толкнула дверь и оказалась в миленькой гостиной, стены и мебель в которой были обтянуты голубым шёлком с порхающими по нему серебряными бабочками.
Пихнув несчастную в угол, Мирцея, тяжело дыша, упала на изящный диванчик.
– Что вылупилась? Быстро зови сюда господина Пундора!
Молоденькая прислужница, вытиравшая у окна вазу из голубого хрусталя, бросила тряпку и, косясь на всхлипывающую в углу девушку, стремительно выскочила из комнаты.
Главный смотритель дворца явился минут через десять, шумно отдуваясь и вытирая платком потную лысину. При виде Мирцеи его широкое лицо расплылось в подобострастной улыбке.
– Доброе утро, госпожа Мирцея! Что встревожило вас в столь ранний час? Что-то случилось?
– Ещё бы! Или ты думаешь, я просто так решилась побеспокоить такого занятого господина?
– Дорогая моя! Вы же знаете – я всегда лечу по первому вашему зову!
Мирцея усмехнулась. Представить эту тушу, порхающей по коридорам дворца, можно было лишь обладая весьма богатым воображением.
– Ты зачем прислал мне эту дрянь? – Палец с крупным кольцом ткнул в угол, где сжалась, закрыв лицо руками, девушка лет двадцати с тёмными вьющимися волосами.
Квестин Пундор с трудом повернул голову на толстой шее и уставился маленькими бегающими глазками на виновницу своего внезапного вызова.
– Тайса? Она ведь только неделю назад была приставлена к покоям господина Рустия… и уже успела что-то натворить?
Мирцея зло поджала губы:
– Вот пусть эта девка сама и расскажет, что она там сейчас делала!
– Ну, говори. Ты слышала, что тебе госпожа приказала.
Девушка поднялась и, глядя на смотрителя полными слёз испуганными глазами, залепетала:
– Господин Главный смотритель… Я ничего… я убирала комнату господина Рустия… я не знаю, что не понравилось госпоже… – на её бледном лице ярко выделялся отпечаток ладони Мирцеи.
– Ну, ты мразь! Она ещё и нагло врёт! Да я своими глазами видела, как эта мерзавка плевала и что-то сыпала на подушку моего сына! Вот, смотри – у неё на пальцах даже порошок остался! Она, ведьма, убить его хотела, моего маленького Рустия!
Девушка испуганно охнула и спрятала руки за спину. Квестин изумлённо переводил взгляд с Мирцеи на Тайсу и обратно.
– Она?! Боги Истинные и Вечные! – Взгляд Главного смотрителя остановился на Тайсе, и он неожиданно рявкнул. – Быстро говори, дрянь такая, что ты сыпала в кровать господина Рустия!
Девушка залилась слезами, и сквозь громкие рыдания следователи смогли разобрать лишь несколько слов. Мирцее это быстро надоело. Она подскочила к Тайсе и влепила ей очередную пощёчину. Метод сработал, и прислужница, громко всхлипнув и выпучив глаза, замолкла.
Квестин Пундор недовольно скривился, тщательно вытер платком лысину и уже более мягко произнёс:
– Тайса, мы с госпожой тебя по-доброму спрашиваем. Пока… Расскажи госпоже Мирцее, что ты там такое творила.
Прислужница, шмыгнув носом, вытерла со щёк слёзы и, стараясь не смотреть на Мирцею, произнесла трясущимися губами:
– Да я ничего плохого не хотела. Просто господин Рустий меня всё время щиплет и толкает. А вчера утром кольнул в бедро длинной иглой. Было так больно, что я даже его ночную вазу уронила. А он долго хохотал и называл меня всякими гадкими словами, пока я тряпкой собирала с пола его мочу.
– Ну, ничего необычного я пока не услышал.
Мирцея, нервно ходившая по комнате, уставилась на смотрителя ледяным взглядом:
– Мальчик болен! У него частые головные боли от неприятных запахов и громких звуков! А эта дура косорукая посмела уронить и разлить его ночную вазу! А если бы у него развился приступ?! Да я бы лично тебя удушила, дрянь ты этакая!
Главный смотритель, пряча в толстых щеках ехидную ухмылку, снова повернулся к Тайсе:
– Так что ты сегодня сделала?
Та всхлипнула, собираясь опять зареветь, но под строгим взглядом смотрителя тихонько выдавила:
– Насыпала на подушку немножко порошка… от тараканов… из коры белой субры.