Все изложенные ниже события, равно как и действующие в них лица, являются вымышленными.
Всякое совпадение с реальными событиями и лицами — случайно и непреднамеренно.
Высокий, грузный, черноволосый мужчина с усами, напоминающими по своей форме усы тюленя, с хитроватыми, коварными глазами, отложил в сторону газету, которую только что закончил просматривать, взял в руки черную, потрепанную толстую тетрадь, исписанную мелким, немного корявым, но все же достаточно разборчивым почерком, полистал, и снова положил на стол. Включив настольную лампу, он поднялся с кресла, подошел к стене, погасил верхний свет, затем приблизился к камину, и подбросил в него немного дров. Вернувшись за стол, он снова взял в руки тетрадь, открыл ее на первой странице, и принялся читать.
«Приняв решение завести этот дневник, я преследую лишь одну-единственную цель — получить возможность с кем-то открыто и искренне общаться. Увы, моя жизнь в настоящий момент складывается так, что эта тетрадь — мой единственный собеседник, которому я могу доверить свои тайны и переживания. Все то, что я буду писать, не предназначено для чужих глаз. Я буду это делать исключительно для себя. Но если вдруг мой дневник каким-то образом станет предметом чьего-либо внимания, не торопитесь выражать свое недоумение. Я понимаю, что человек, ведущий столь одностороннее, безответное общение, может показаться по меньшей мере странным. Но к этой странности меня вынуждают обстоятельства, которых я никому не желаю. То, с чем я столкнулся, то, что мне пришлось пережить — далеко от заурядности и банальности. Кто-то, возможно, и не поверит в правдивость моей истории, сочтя ее лишь буйной фантазией автора. Не верьте на здоровье. Я бы, наверное, тоже не поверил, случись мне все это просто прочитать, а не пережить. Я не стану никому ничего доказывать. Не вижу смысла. В моей судьбе это уже все равно ничего не изменит. Но даже если бы я и хотел кому-то что-то доказать, мне было бы очень трудно это сделать. Есть сферы, которые в силу своей специфики закрыты от посторонних глаз. То, что происходит внутри них, по причине своей закрытости, вполне естественно может показаться нереальным для тех, кто в эти сферы не вхож. Так что, верить, или не верить — это личное дело каждого. Я не собираюсь никого и ничего изобличать. Мне требуется лишь одно — высказаться, чтобы этим хоть как-то облегчить свою душу, ибо держать в себе все то, что в ней накипело по сей момент, стало просто нестерпимо. С этим я и начинаю свои записи».
— 1 —
Было время, когда я искренне завидовал людям, которых природа наделила какими-нибудь уникальными способностями, выделяющими их из общей массы. Таких людей в обиходе называют экстрасенсами. Завидовал, наверное, как и всякий простой человек, напрочь лишенный какого-либо таланта. То, что нам недоступно, всегда является предметом вожделения. Как же, экстрасенс! Как далек он от нас, заурядных обывателей. Жизнь экстрасенса представлялась мне раньше сплошным праздником. Он не чувствует себя мелким винтиком в большом механизме. Он способен этим механизмом управлять. Он знает себе цену, ибо не может не ощущать своего превосходства над другими людьми. Я тогда и подумать не мог, что экстрасенс может быть глубоко несчастным человеком, и отчаянно, беспомощно завидовать жизни простых людей. Я тогда очень плохо представлял себе, что такое Система. Столкнувшись с ней, и позволив ей втянуть меня в себя, я в полной мере ощутил, как она способна сделать человека несчастным. Как она может сломать любого, даже экстрасенса.
Я очень хорошо помню тот день, который изменил всю мою жизнь. Это был обычный будний день моего серого и убогого существования. Я уже четко осознавал, что жизнь у меня не задалась, и, как это было ни тяжело, даже свыкся с этим фактом. Мне стукнуло уже почти сорок лет, а похвастаться было нечем. Я видел, в основном, только две вещи. Днем — свой рабочий стол, а вечером и по выходным — телевизор. Даже ежегодный отпуск не вносил в мою жизнь особого разнообразия. Поехать куда-нибудь на море, на курорт, я не мог. На это элементарно не было денег. Я был обычной мелкой сошкой в планово-экономическом отделе небольшого опытно-механического завода, куда попал сразу же после окончания института. Зарплата у меня была небольшая, да и та выплачивалась нерегулярно, ибо наш завод едва сводил концы с концами. Так что все курорты посещались мной, не выходя из дома, посредством программ телепутешествий.
Недостаток жизненных средств наложил свой отпечаток и на мое семейное положение. Единственным членом моей семьи был пушистый, черный, и прожорливый кот по кличке Маркиз. Женой, увы, даже и не пахло. Все мои романы заканчивались довольно быстро. Я совершенно не умел знакомиться с понравившимися мне девушками. Стоило какой-либо из них оказаться передо мной, как я буквально впадал в панику. Меня охватывала страшная растерянность, я начинал чувствовать себя абсолютным идиотом, и, как следствие, замыкался в себе, вместо того, чтобы непринужденно беседовать и шутить, что полагается делать в таких случаях. Надеяться, что попавшая в мое поле зрения представительница прекрасного пола возьмет инициативу в общении на себя, не приходилось. Потенциальных невест я не привлекал. Ни тех, кто стремился к браку по расчету, ни тех, кто хотел замуж по любви, ибо я не располагал ни к тому, ни к другому. У меня не было ни положения, ни денег, ни внешности. Я был непривлекателен, и влюбиться в меня было трудно. Во всяком случае, на трезвую голову. На меня клевали только возрастные дамы из нашего заводского общежития, которым грозило навечно остаться в старых девах, и без нормального жилья. Их, конечно, в первую очередь интересовала моя жилплощадь. Но такой вариант не устраивал уже меня. Лучше уж оставаться холостяком, чем заключать заведомо несчастливый брак.
Итак, в тот весенний апрельский день я, как обычно, приехал к восьми часам на завод, предварительно пройдя получасовой ободряющий массаж в переполненном пассажирами автобусе, прошел через проходную, и, после череды подъемов и поворотов в здании управления завода, оказался в родном планово-экономическом отделе.
Родной планово-экономический отдел встретил меня пустой двухлитровой баклажкой из-под «Кока-колы», которую мне решительно протянула наша старейшая сотрудница Клавдия Трофимовна. Это была шестидесятилетняя дама с хищными глазами, острым маленьким носом, и довольно неприятным резким голосом.
— Илья Сергеевич, Ваша очередь идти за водой.
Илья Сергеевич — это я. К слову, фамилия моя Воробьев.
Повесив на вешалку свою джинсовую куртку, и положив в холодильник захваченные из дома в качестве обеда, и завернутые в полиэтиленовый пакет бутерброды, я покорно взял баклажку, вышел из отдела, и направился в умывальник, располагавшийся в конце коридора, по пути почтительно раскланявшись с нашей заведующей Татьяной Петровной, женщиной невысокого роста с прической под каре.
— Не успел день начаться — уже пить чай, — проворчала Татьяна Петровна.
Я вежливо улыбнулся и продолжил свой путь. Подобные замечания Татьяны Петровны на наши утренние походы за водой были обыденным явлением, и на них серьезного внимания уже давно никто не обращал.