Когда поглощение пиццы было закончено, и от нее остались только крошки, Нейл Абрамович тщательно вытер губы салфеткой и снова обратился к нам с Робертом.
— Следующее ваше задание будет таким. Справа от меня, у самой стены, сидят двое мужчин. Один в темно-синем костюме, другой в сером пиджаке. Видите их?
Мы посмотрели в указанном направлении.
— Видим.
— Так вот. Их степень эмоциональности значительно ниже, чем у женщин. И воздействовать на них гораздо сложнее. Я хочу знать, сумеете ли вы преодолеть их психоэмоциональную защиту, или нет. Артем, ты берешь на себя темно- синий костюм. Роберт, тебе достается серый пиджак. Задача та же. Внушить, что рядом летает оса. Артем, начинай.
Ободренный успехом предыдущего опыта, я закрыл глаза и проделал весь требуемый порядок мысленных манипуляций. Но мужчина в темно-синем костюме на мое внушение никак не среагировал. Он продолжал о чем-то беседовать со своим знакомым, потягивал из чашки кофе, и даже не смотрел в мою сторону. Я попробовал второй раз. Не получилось. Третий. Тот же результат. Я сконфузился и обескуражено посмотрел на Нейла Абрамовича. Он ничего мне не сказал и перевел взгляд на Роберта.
— Давай.
Роберт закрыл глаза, и через несколько минут мужчина в сером пиджаке стал беспокойно озираться по сторонам. Несмотря на то, что мы с Робертом были друзьями, я не смог избежать ощущения легкой досады. Мне неприятно было осознавать, что у Роберта получилось, а у меня, почему-то, нет. Движимый раненым самолюбием, я хотел спросить у Нейла Абрамовича разрешение на новую попытку, но он только ободряюще похлопал меня по плечу.
— Все в порядке, — сказал он. — Я не зря потратил время на вас обоих. Вы постигли то, чему я вас обучал. Артем, тебе не нужно расстраиваться от неудачи со вторым заданием. Просто у Роберта биоэнергетическое поле сильнее, чем у тебя. Тут уж ничего не поделаешь. Каждому дано свое. Но если ты будешь постоянно тренироваться, ты тоже сможешь достичь такого уровня.
Тем же вечером, когда мы с Робертом лежали на кроватях в своей комнате и смотрели телевизор, я обратил внимание, что он совершенно не воспринимает происходящее на экране, и думает о чем-то своем. Настроившись на его ПИ-волну, я ощутил, что он снова вспоминает свой трагический случай с детьми. В его мыслях то и дело мелькала картина наезда, испуганные глаза детей, крики пассажиров. Образы пассажиров казались нечеткими и размытыми. И только одного из них я смог хорошо рассмотреть. Очевидно, Роберт думал именно о нем. Это был сидевший на заднем сиденье невысокий старик в затемненных очках, в черной шляпе и черном плаще, с портфелем в руках. Черты его лица поразительно напоминали Нейла Абрамовича! Вот те раз! Я вопросительно посмотрел на Роберта.
— Опять свою беду вспоминаешь?
Роберт вздрогнул, посмотрел на меня, и образы, занимавшие его мысли, тут же растворились, словно в тумане.
— Да так, — отмахнулся он. — Ерунда всякая в голову лезет.
Я тогда не придал значения его задумчивости. С кем не бывает? У каждого свои переживания. Мне убийство Руслана тоже время от времени лезло в голову. Такие вещи невозможно забыть при всем желании. Но последовавшие спустя некоторое время события заставили меня потом неоднократно вспоминать этот эпизод.
Начиная со следующего дня, с Робертом произошла какая-то странная перемена. Он стал угрюм, неразговорчив. Много спал. Стремился к уединению. Полностью забросил религию. Впрочем, свою невесть из-за чего начавшуюся депрессию он старательно пытался скрыть, пытаясь казаться таким же веселым и непринужденным, как и раньше. Но фальшивость этого веселья была очевидна. Я несколько раз спрашивал его о причине такого упадка духа, но Роберт только отмахивался.
— Ерунда. Пройдет, — говорил он.
Время шло, но его угрюмость не исчезала. Я пытался проникнуть в его мысли, надеясь, что хотя бы так смогу что-нибудь выяснить. Но мне это не удавалось. Роберт каким-то образом экранировал от меня все то, о чем он думал. Это еще больше меня заинтриговало.
Курсанты и преподаватели, естественно, тоже обратили внимание на столь резкую перемену, произошедшую с Робертом. Они время от времени задавали мне вопросы, — мол, в чем дело? — но я только недоуменно пожимал плечами и отшучивался.
— Откуда я знаю? Может, ему женщины не хватает.
Что я мог им сказать, если сам ничего не знал?
Как-то, проходя по коридору общежития, я встретил возвращавшегося с улицы Михалыча.
— Привет, орел, — поздоровался он со мной. — Слушай, зайди-ка ко мне на минутку. Есть разговор.
Я зашел в комнату Михалыча и уселся на стул. Михалыч расположился на кровати и посмотрел на меня.
— Артем, что происходит с Робертом? — негромко спросил он.
— Не знаю, — ответил я. — Он мне ничего не говорит, хотя я его уже неоднократно об этом спрашивал.
— А ты не пробовал просканировать его мысли? Ты ведь это можешь.
— Пробовал. Только у меня ничего не получилось. Он свои мысли от меня тщательно скрывает.
Михалыч стал задумчиво постукивать кулаком о колено.
— Правда, было один раз, — неуверенно протянул я, думая, стоит ли мне говорить Михалычу о воспоминаниях Роберта про того старика в черной шляпе, или нет.
— Ну-ну? — встрепенулся Михалыч. — Рассказывай.
Я подробно рассказал ему все, что тогда увидел в мыслях Роберта.
— Какой он был из себя, этот старик, говоришь? — переспросил он.
— В черной шляпе, черном плаще, с портфелем в руках. На нашего Нейла Абрамовича похож.
Михалыч помрачнел.
— А больше в его мыслях ты ничего не заметил?
— Ничего.
— Ладно, Артем, иди. Спасибо.
Я вышел из комнаты Михалыча и направился к себе, в другой конец коридора. Пока я шел, меня настойчиво жгло подозрение, что Михалыч, видимо, знает больше меня. Слишком уж он был озабочен воспоминаниями Роберта.
Роберт, как обычно, лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Стояла тишина, которая производила на меня весьма тягостное впечатление. Желая как-то разрядить атмосферу, я сказал.
— Меня сейчас Михалыч о тебе расспрашивал.
— И что он хотел узнать? — пробубнил Роберт.
— Что с тобой случилось.
— А что со мной случилось? Со мной ничего не случилось.
— Ну, уж так и ничего! — воскликнул я. — Ходишь с кислой физиономией, на всех тоску навеваешь. Твоя хандра что-то затянулась.
— А ты не обращай внимания.
— Да как же я могу не обращать внимания, если мы живем в одной комнате?
— А что ты сказал Михалычу? — спросил Роберт после небольшой паузы.
— Что есть, то и сказал. Сказал, что понятия не имею, почему ты стал таким хмурым. Что ты стал скрывать от меня свои мысли. Что ты вспоминал свою аварию, пассажиров в автобусе, какого-то деда на заднем сиденье…