Гуляли пока втроем, Мухин играл концерт, Белка просто опаздывала.
Антон стал расспрашивать про «пятерку», Петя подробно рассказал про разговор с Филиппычем, про солнечное сплетение, про круг в две тысячи человек, про то, что ему предстоит теперь сидеть на потоках, изучать настроения и мысли, анализировать, а потом готовить справки наверх.
– Старик, да тебе повезло несказанно! – Кира разволновался. – Перед тобой будет великий цитатник дня. От самых светлых умов. Ну где ты еще так время ощутишь, на вкус попробуешь? В какой программе новостей тебе это скажут? Ты же другим станешь, они тебя вытянут! Может, не до своего уровня, но все равно вырвешься из того, в чем пока буксуешь, и дальше пойдешь. И вообще, я не вижу ничего плохого в том, что мнение этих двух тысяч будет услышано, изучено и взято на вооружение сильными мира сего. Ты хоть понимаешь, что на тебя серьезная миссия возложена?
– Какая миссия?
– Если власть и интеллигенция не могут сами договориться, значит, им должен кто-то помочь. А то ведь в какой-то момент ее вообще перестанут слышать. И слушать.
– Ну а ты сам, что тогда свалил? – поинтересовался Антон.
– Мне другое предложили. Всю эту руду для Пети добывать. С агентурой работать, взращивать, холить и лелеять. Поливать, как нежные цветы. Присматриваться, выявлять взгляды, помогать, практически другом становиться. А потом – рапорт Филиппычу, разрешение на агентурную работу, вербовка, и вперед. Присвоение псевдонима, с кем-то без доку ментального оформления, с кем-то вообще только устно. Встречаться пару раз в месяц на конспиративной квартире, а если условия не будут позволять – на улице, в туалетах… Представляете меня в этой роли?
– Ты был бы в этой области гений, Кира, уж извини, – сказал Антон.
– Страна меня потеряла.
Выпили за потерю.
– Ну а что Мишель? – не выдержал Петя. – Ты ей звонил?
– Когда вернулся, попытался ее найти. Бесполезно. Уехала. Позвонил в корпункт, выпросил у них ее парижский телефон.
– И что?
– Не стала со мной разговаривать.
Кира держался легко, как будто ничего не случилось.
– Переживу как-нибудь. Накрывает иногда, но сейчас уже реже. Тарту помог.
– А что вернулся-то?
– Жду место, Лотман обещал за год все решить. Сейчас пока устроюсь к себе на кафедру.
Появилась Белка. Именно появилась, как тень, взгляд застывший, бледная, под глазами круги. Руины, а не Белка. Подошла и встала, ни на кого не глядя.
– Что? – испугался Антон.
Она только глотнула воздух.
Антон обнял ее, она тут же расплакалась.
– Ну что ты?.. Что случилось?
Белка замотала головой:
– Фильм…
– Что фильм?
– Закрыли.
Налили полстакана водки, заставили ее выпить.
– Почему закрыли? Рассказывай.
Белка стала понемногу приходит в себя.
– Окуджава.
– Что Окуджава?
– Не нравится им теперь.
– Кому?
– Начальству нашему. Стал вызывать сомнения… Сволочи. Вызвали Севу, надавили. А он всё сдал. Всё. И фильм, и команду. Я не понимаю, он же не такой, он борец, как он мог?
– Значит, такой. – Антон был суров. – Говно, а не мужик. Видно было сразу, слабак и пьянь. Влюбилась в него как дура и любовью все глаза свои залила.
Белка опять зарыдала.
– Хватит сопли разводить. Снимешь еще сто фильмов. С кем-нибудь другим.
Она замотала головой. Наконец опять понемногу стала успокаиваться.
– Бросили ему кость. Теперь будет снимать заказную документалку про черепах.
– Бабки всё. Куда без них, – вздохнул Антон. – Тебе самой нужно сейчас впрячься как следует, вон как Кира. Только это поможет. Что там у вас в индустрии?
– С французами подписали соглашение, будем совместные фильмы делать. – Тут Белка заметила Киру: – А где… Брижит Бардо?
– Уехала.
– Ну и дурак.
– Я в курсе. – Кира улыбнулся. – Зато оставила нам анекдот в копилку. Французский.
К: Мужчина делает предложение:
– Дорогая, выходи за меня замуж.
– О, любимый, я так счастлива!
– Только у меня будет три условия.
– Конечно, милый.
– Во-первых, у нас в доме всегда должна быть еда. Днем – обед, вечером – ужин, не важно, когда я приду, с кем, голодный или нет, все должно быть на столе.
– Я согласна, милый.
– Во-вторых, в любой момент ты сама должна быть готова к выходу – за десять минут собраться, нарядиться, накраситься и быть самой красивой.
– Конечно, дорогой.
– Ну и в-третьих, не спрашивай меня ни о чем. Когда бы я ни пришел, сколько бы ни отсутствовал, дело есть дело, ты понимаешь.
– Мой милый, я тебя так люблю, конечно! Но у меня тоже будет одно маленькое условие.
– Я слушаю тебя, дорогая.
– При любых обстоятельствах, что бы ни произошло, что бы ни случилось, в десять часов вечера у меня секс.
– У нас началась борьба с фестивальными фильмами. – Белку понемногу отпустило.
– Это как?
– Начальство решило, что это очередное зло и вредительство. Что мы этими фильмами угождаем Западу. Не для народа своего снимаем, а стараемся им понравиться, мол, мы хорошие, похвалите нас.
– Так оно и есть. – Антон решил немного пошебуршить кочергой в Белкиной топке.
– Подумай головой. Мы эти призы запросто берем, уже к ним привыкли. Канны, Венеция. Это что, для страны не важно?
– Так, может, они специально там программу поддержки открыли, – высказал свою версию Антон, – чуть что в нашем фильме не так, чуть он вразрез со всеми нашими нормами идет, они ему раз – «Золотого Льва».
– Было собрание, так на нем Тарковскому оправдываться пришлось за «Иваново детство». Мол, «Золотого Льва» не просил, сами дали. Дурдом. А сейчас его новую картину потихоньку гробят.
– «Страсти по Андерю»? – кивнул Кира. – Я читал сценарий в «Искусстве кино».
– Фильм уже Госкино принят. А сейчас муть началась. Говорят, что слишком все безысходно: грязно, уродливо, – короче, приговор вынесли: фильм антирусский, порочит Россию. Досними, говорят, Куликовскую битву.
– Мы с Верой по Золотому кольцу тут недавно ездили, в Суздале были. Интересно, – оживился Антон. – По плану у нас следующим летом Соловецкий монастырь, его как раз восстанавливают. Слышали, Общество охраны памятников открыли? Наконец-то все храмы-монастыри в порядок приведут.