Спенсер напряглась.
– Да, утром в новостях передавали что-то такое. – Но она слышала и другое мнение. Окружной прокурор Джексон Хьюз утверждал, что улик предостаточно, а жители Роузвуда заслуживают того, чтобы это чудовищное преступление было наказано и забыто. Мистер Хьюз неоднократно встречался со Спенсер и ее бывшими подругами для обсуждения судебного разбирательства. Со Спенсер чаще, чем с остальными, ведь, по словам прокурора, ее показания – то, что она видела Йена вместе с Элисон за секунду до исчезновения, – наиболее важны для суда. Он очертил круг вопросов, которые ей могут задать, объяснил, как на них отвечать и как себя вести на свидетельской трибуне. На взгляд Спенсер, ее выступление будет мало чем отличаться от исполнения роли в спектакле, только в конце вместо аплодисментов кое-кому дадут пожизненный срок.
Мелисса шмыгнула носом, и Спенсер взглянула на сестру. Та сидела, опустив глаза и плотно сжимая губы от волнения.
– В чем дело? – с подозрением спросила Спенсер. Тревожный колокольчик в ее голове звенел все громче и громче.
– Знаешь, почему говорят, что улик недостаточно? – тихо спросила Мелисса.
Спенсер покачала головой.
– Из-за «Золотой орхидеи». – Мелисса смотрела искоса. – Ты солгала насчет эссе. И теперь многие считают, что тебе нельзя… доверять.
У Спенсер сдавило горло.
– Но это же совсем другое!
Поджав губы, Мелисса демонстративно отвернулась к окну.
– Но ты мне веришь? – настойчивым тоном спросила Спенсер. На долгое время вечер исчезновения Эли выпал у нее из памяти. Потом отдельные детали одна за другой стали всплывать из глубин сознания. И в конце концов она вспомнила, что тогда заметила в лесу два силуэта: один принадлежал Эли, второй – однозначно Йену. – Я знаю, что видела, – сказала она. – Йен был там.
– Это все слова, – пробормотала Мелисса. Потом, закусив верхнюю губу, обратила взгляд на сестру. – Это еще не все. – Мелисса проглотила комок в горле. – Йен… звонил мне вчера вечером.
– Из тюрьмы? – У Спенсер возникло такое же ощущение, как тогда, когда Мелисса столкнула ее с большого дуба, росшего у них на заднем дворе: сначала шок, потом, после удара о землю, дикая боль. – Ч-что он сказал?
В коридоре было так тихо, что Спенсер слышала, как Мелисса сглотнула слюну.
– Ну, во‑первых, что его мама серьезно больна.
– Больна… что с ней?
– Рак. Правда, подробностей я не знаю. Он подавлен. Йен очень привязан к матери и опасается, что ее болезнь спровоцировали выдвинутые против него обвинения и судебный процесс.
С безучастным видом Спенсер щелчком сбила пушинку со своего кашемирового пальто. Йен сам виноват, что попал под суд.
Округлив заплаканные глаза, Мелисса прочистила горло.
– Спенс, он не понимает, почему мы так поступили с ним. Умоляет, чтобы не свидетельствовали против него на суде. Говорит, что все это полнейшее недоразумение. Он не убивал ее. Йен… в отчаянии.
Спенсер раскрыла рот от изумления.
– Ты хочешь сказать, что не станешь давать показания против него?
На изящной шее Мелиссы, вертевшей в руках ключи на цепочке Tiffany, затрепетала жилка.
– У меня просто в голове не укладывается. Мы ведь в то время с ним встречались, и, если это сделал Йен, как я могла ничего не заподозрить?
Спенсер кивнула, внезапно обессилев. Несмотря ни на что, она понимала Мелиссу. В старших классах они с Йеном считались образцовой парой, потом, став студентами, где-то в середине первого курса расстались, и Спенсер помнила, как сильно переживала этот разрыв сестра. Минувшей осенью, когда Йен вернулся в Роузвуд и стал тренировать хоккейную команду, в которой играла Спенсер – жуть! – они с Мелиссой снова возобновили романтические отношения. На первый взгляд Йен казался идеалом: внимательный, милый, честный, искренний, из тех парней, которые всегда помогут старушке перейти через дорогу. Все равно если бы Спенсер встречалась с Эндрю Кэмпбеллом, а того арестовали за торговлю наркотиками из своего автомобиля.
На улице взревел снегоуборщик, заставив Спенсер резко вскинуть голову. Не то чтобы она и Эндрю когда-нибудь будут вместе. Это так, для сравнения. Ведь Эндрю ей не нравится. Он – просто еще один пример «золотого мальчика» роузвудской частной школы, только и всего.
Мелисса начала говорить что-то еще, но тут центральные двери на нижнем этаже распахнулись, и в вестибюль вошли мистер и миссис Хастингс. За ними следом – дядя Дэниел, тетя Женевьева и кузены Джонатан и Смит. Последние четверо выглядели утомленными, словно проехали полстраны, добираясь сюда, хотя на самом деле жили в Хейверфорде, в пятнадцати минутах езды от Роузвуда.
Последним вошел мистер Каллоуэй. Он быстро поднялся по лестнице, отпер конференц-зал и пригласил всех войти. Миссис Хастингс, зубами стягивая замшевые перчатки Hermès, пронеслась мимо Спенсер. За ней шлейфом тянулся аромат духов Chanel № 5.
Спенсер опустилась на один из вращающихся стульев, стоявших вокруг большого стола из вишневого дерева. Мелисса села рядом. Их отец устроился на противоположной стороне. Мистер Каллоуэй занял место подле него. Женевьева сняла соболиную шубу; Смит и Джонатан отключили свои BlackBerry и поправили на себе галстуки Brooks Brothers. Оба парня были аккуратистами, сколько Спенсер их помнила. В ту пору, когда их семьи вместе отмечали Рождество, Смит и Джонатан никогда не разрывали упаковку своих подарков, а всегда ножницами педантично разрезали ее по линии сгиба.
– Итак, приступим? – Мистер Каллоуэй поправил на носу очки в роговой оправе и вытащил толстый документ из картонной папки. Его лысина поблескивала в бликах света, падавшего с потолка. Он принялся читать вступление к последнему волеизъявлению Наны, в котором говорилось, что она находилась в здравом уме и ясной памяти, когда составляла свое завещание. Нана распорядилась, чтобы ее особняк во Флориде, пляжный домик в Кейп-Мее, пентхаус в Филадельфии, а также денежные средства были разделены между ее детьми: отцом Спенсер, дядей Дэниелом и тетей Пенелопой. Когда мистер Каллоуэй произнес последнее имя, на лицах Хастингсов отразилось удивление. Все стали шарить взглядами по залу, словно Пенелопа находилась среди них, а ее просто не заметили. Разумеется, Пенелопы здесь не было.
Спенсер не могла точно сказать, когда в последний раз видела тетю Пенелопу. В семье о ней говорили с раздражением. Она была самой младшей из троих детей бабушки, замуж не вышла. Занималась то одним, то другим: попробовала себя на поприще дизайна одежды, потом – журналистики; даже, живя в пляжном домике на Бали, создала сайт гадания на картах Таро через Интернет. Потом вообще куда-то исчезла, путешествовала по миру, тратила деньги из своего трастового фонда и годами не навещала родных. Поэтому – это было очевидно – никто не ожидал, что Пенелопе вообще что-нибудь перепадет по завещанию. Спенсер вдруг почувствовала в тете родственную душу: наверное, в каждом поколении Хастингсов должна быть своя паршивая овца.