– Сегодня ты тихая, – заметил он.
– Может, я всегда такая, – пожала плечами Ария.
– Сомневаюсь.
Ария внимательно посмотрела на него. Ксавьер улыбался, но лицо его оставалось непроницаемым. Он взял из стаканчика темно-зеленый карандаш и принялся черкать что-то на своей салфетке.
– Так ты не возражаешь? – спросил он. – Что я встречаюсь с твоей мамой?
– Не-а, – быстро ответила Ария, вытащив ложечку из чашки с капучино и вертя ее в руках. Почему он спросил? Чувствует, что нравится ей? Или потому что она дочь Эллы и так принято?
Ксавьер положил на место зеленый карандаш и взял черный.
– Твоя мама говорит, ты тоже занимаешься живописью.
– В общем, да, – рассеянно отвечала Ария.
– Кто оказал на тебя влияние?
Ария пожевала губу: да уж, положеньице.
– Мне нравятся сюрреалисты. Клее, Макс Эрнст, Магритт, Эшер.
– Эшер, – скривился Ксавьер.
– А что – Эшер?
Он покачал головой:
– Когда я еще учился в школе, все мои сверстники вешали в своих комнатах репродукции Эшера. Ну как же, его работы такие глубокомысленные. О-о-о, птицы превращаются в рыб. Вау, одна рука рисует другую. Сложная перспектива. Обалдеть.
Ария откинулась на спинку стула.
– Что, ты был лично знаком с Эшером? – усмехнулась она. – В детстве он дал тебе пинка? Стащил твой велосипед?
– Если мне не изменяет память, он умер в начале семидесятых, – фыркнул Ксавьер. – Я еще не настолько стар.
– Мог бы и разыграть меня. – Ария насмешливо вскинула брови.
– Просто… – самодовольно хмыкнул Ксавьер, – Эшер – конъюнктурщик.
Ария покачала головой, не соглашаясь с ним.
– Он был гений! И потом, как он может быть конъюнктурщиком, если давно уже умер?
Ксавьер с минуту смотрел на нее, медленно раздвигая губы в улыбке.
– Что ж, ладно, мисс Фанатка Эшера. Не желаете посоревноваться? – Он покрутил в руках карандаш. – Давай нарисуем какой-нибудь объект, находящийся в этом зале. У кого рисунок окажется лучше, тот и прав относительно мистера Эшера. К тому же победитель получает последнее овсяное печенье. – Он показал на тарелку. – Я заметил, что ты пожираешь его взглядом. Или не берешь, потому что втайне от всех сидишь на диете?
– Сроду не сидела на диете, – презрительно бросила Ария.
– Так говорят все девушки. – Глаза Ксавьера заблестели. – И все лгут.
– Много ты понимаешь в девушках! – со смехом парировала Ария, получая удовольствие от их шутливой беседы. Ей казалось, что они – герои ее любимого старого фильма «Филадельфийская история», в котором Кэтрин Хепберн и Кэри Грант постоянно подкалывают друг друга. – Я принимаю твой вызов. – Ария взяла красный карандаш. Ей никогда не удавалось устоять перед искушением продемонстрировать свое мастерство. – Только давай установим лимит времени. Одна минута.
– Согласен. – Ксавьер взглянул на часы в форме помидора, что висели над баром. Секундная стрелка находилась на цифре двенадцать. – Начали.
Ария взглядом поискала в зале, что бы такое нарисовать, и наконец остановила свой выбор на старике, который горбился за барной стойкой, обеими ладонями обнимая керамическую кружку. Карандаш проворно забегал по салфетке, запечатлевая его усталое, но умиротворенное лицо. Она едва успела добавить последние штрихи, как секундная стрелка на часах сдвинулась с цифры двенадцать.
– Время вышло, – объявила Ария.
Ксавьер прикрыл свою работу рукой.
– Ты первая, – сказал он. Ария придвинула к нему свой рисунок. Он восхищенно кивнул, переводя взгляд с рисунка на старика и обратно. – Как тебе это удалось всего за одну минуту?
– Годы практики, – ответила Ария. – Раньше постоянно украдкой рисовала ребят в своей школе. Значит, печенье мое? – Она легонько толкнула руку Ксавьера, все еще прикрывавшую салфетку. – Бедный мистер Абстракционист. Неужели ваш рисунок настолько плох, что вы стесняетесь его показать?
– Нет… – Медленным движением Ксавьер убрал руку. Его рисунок представлял собой портрет симпатичной темноволосой девушки, исполненный мягкими линиями с искусно наложенной светотенью. Ее уши украшали большие серьги-кольца, как у Арии. И это было не единственное сходство.
– О! – Ария проглотила комок в горле. Ксавьер изобразил даже маленькую родинку на ее щеке и веснушки на носу. Как будто весь ужин он изучал ее лицо, дожидаясь своего часа.
Из кухни пахнуло резким ароматом тахини [23] , и на мгновение к горлу Арии подступила тошнота. Приятно, что Ксавьер нарисовал ее: мамин бойфренд пытается наладить контакт. Но с другой стороны… как-то это неправильно.
– Не понравилось? – спросил Ксавьер с удивлением в голосе.
Ария собралась было ответить, но в сумке пикнул телефон.
– М-м, секундочку, – пробормотала она, доставая из кармашка мобильник. Ей пришло два новых фотосообщения. Чтобы дисплей не отсвечивал, она чашечкой сложила над ним ладони.
Ксавьер все еще пристально наблюдал за ней, и Ария постаралась ничем не выдать своего изумления. Кто-то прислал ей снимок с воскресного вернисажа, на котором Арию сфотографировали рядом с Ксавьером. Они стояли, наклонившись друг к другу, так что губы художника почти касались ее уха. На открывшейся следом фотографии Ария и Ксавьер сидели за этим самым столиком в «Кролике». Ксавьер заслонял руками свой рисунок, а Ария, перегнувшись через стол, шутливо отталкивала его, пытаясь увидеть, что он изобразил. Фотокамере удалось заснять их в таком ракурсе, что казалось, будто они держатся за руки со счастливым видом. Оба снимка передавали вполне убедительную картину.
Причем второй был сделан буквально несколько секунд назад. Чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди, Ария сердитым взглядом обвела ресторан. Майк у выхода с кем-то оживленно болтал по телефону. Мама как раз возвращалась из дамской комнаты. Старик, которого она нарисовала, давился кашлем.
Снова зажужжал ее телефон. Трясущимися руками Ария открыла новое сообщение. Это был стишок.
Художник хочет любви втроем,
А может, и мама не прочь.
Если не будешь болтать про меня,
Буду молчать и я. – Э.
Мобильник выскользнул из рук Арии. Она резко встала, чуть не опрокинув бокал с водой.
– Мне нужно идти, – выпалила она, хватая со стола рисунок Ксавьера и запихивая его в сумку.
– Что? Почему? – На лице Ксавьера читалось недоумение.