Ханна заканчивала третий обход дома Хастингсов, заглядывая во все углы в поисках Лукаса. Ходила туда-сюда мимо джаз-бэнда, мимо пьяных гостей у стойки бара, чванливой аристократии Роузвуда, разглагольствующей о бесценных произведениях искусства, которыми были увешаны стены. Она увидела, как скрылась наверху Мелисса Хастингс, говорившая с кем-то по мобильному телефону. Толкнув дверь в кабинет отца Спенсер, она, как ей показалось, прервала жаркий спор между мистером Хастингсом и директором школы Эпплтоном. Но Лукаса нигде не было.
Наконец она забрела на кухню, где клубился пар и витали запахи креветок, утки и сладкой глазури. Поставщики провизии доставали закуски и мини-десерты из коробок, выложенных внутри фольгой. Ханна почти ожидала увидеть Лукаса среди обслуживающего персонала – они ведь в такой запарке, как же не помочь. Это в его духе. Но и на кухне ее парня не оказалось.
Она снова набрала его номер, но звонок принял автоответчик.
– Это я, – быстро сказала Ханна после сигнала. – У меня была веская причина сделать то, что я сделала. Позволь мне объяснить.
Она выключила телефон, дисплей потемнел. Ну почему было не рассказать Лукасу про анонимки, когда имелась такая возможность? Впрочем, девушка знала, что ее удержало: не было уверенности, что это сообщения от настоящего Анонима. А когда сомнения стали рассеиваться, Ханна испугалась, что произойдет нечто ужасное, если сказать кому-нибудь.
И она держала язык за зубами. Но, похоже, нечто ужасное все равно начало происходить.
Ханна дошла до двери киносалона и заглянула в комнату. К ее великому разочарованию, там тоже было пусто. Красный шерстяной плед, обычно аккуратно сложенный на спинке дивана, теперь небрежно валялся на подушках. На журнальном столике она увидела несколько пустых коктейльных бокалов и скомканные салфетки. Дальше, на приставном столике, стояла огромная Эйфелева башня из проволоки – такая высокая, что почти упиралась в потолок. К ней все так же было прислонено старое фото Эли, сделанное в шестом классе.
Ханна настороженно смотрела на снимок. Эли, смеясь, держала в руке объявление о «Капсуле времени». За ней стоял Ноэль Кан. Он тоже смеялся. В глубине вырисовывался неясный силуэт, почти не в фокусе. Ханна наклонилась к фотографии, и в животе мгновенно образовалась свинцовая тяжесть. Это была Мона. Она опиралась на руль своего розового скутера, глядя в спину Элисон. У Ханны было такое чувство, что она увидела призрак.
Девушка медленно опустилась на диван, глядя на расплывающийся силуэт Моны. Почему ты так со мной поступила? – хотелось крикнуть ей. Ей так и не довелось задать Моне этот вопрос – к тому времени, когда она сообразила, что Мона и есть «Э», та уже вместе со Спенсер ехала к карьеру Утопленников. У Ханны было много вопросов к Моне, вопросов, которые навсегда останутся без ответа. Неужели все эти годы ты втайне меня ненавидела? Хоть что-то из того, что мы делали вместе, не было притворством с твоей стороны? Мы вообще когда-либо были подругами? Как я могла так ошибаться в тебе?
Ханна снова уставилась на широко открытый рот Эли. В восьмом классе, подружившись с Моной, она часто высмеивала Элисон и остальных бывших подруг, показывая Моне, что они не такие уж идеальные. Рассказала, как в субботу, после объявления о старте «Капсулы времени», она заявилась во двор к Эли, чтобы выкрасть найденный Эли лоскут флага.
– Спенсер, Эмили и Ария тоже туда пришли, – вспоминала Ханна, закатывая глаза. – Это было так чудно́. А потом – вообще фантастика: Элисон выскочила из дома и побежала к нам через весь двор. «Опоздали, девочки», – сказала она. – Ханна даже сымитировала визгливый голос Эли, игнорируя всколыхнувшееся в ней чувство стыда. – А потом сказала, что ее лоскут стащила какая-то сволочь, хотя она его уже расписала и все такое.
– И кто же его стибрил? – спросила Мона, ловя каждое ее слово.
Ханна пожала плечами:
– Должно быть, какой-то кретин, тайный поклонник Эли, устроивший у себя в комнате святилище в ее честь. Очевидно, поэтому он так и не вернул лоскут, чтобы его закопали в «Капсуле времени». Должно быть, спит с ним каждую ночь. Или, может, кладет в трусы и ходит так целыми днями.
Мону передернуло.
– Фуу, – пронзительно вскрикнула она.
Этот разговор произошел в начале восьмого класса, как раз когда стартовала очередная «Капсула времени». А спустя три дня Ханна с Моной обнаружили лоскут флага в роузвудской библиотеке, в томе энциклопедии на букву «W». Все равно если бы они были персонажами фильма «Чарли и шоколадная фабрика» и нашли золотой билет – верный признак того, что в их жизни произойдут грандиозные перемены. Они вместе декорировали лоскут, крупными печатными буквами написав на нем: МОНА И ХАННА ВМЕСТЕ НАВСЕГДА. Теперь их имена похоронены – метафора их дружбы-фарса.
Ханна сникла, сидя на диване, глаза обожгли слезы. Если бы можно было побежать к футбольному полю за школой, выкопать «Капсулу времени» того года и сжечь этот лоскут. Сжечь все воспоминания об их дружбе!
Свет ламп над головой Ханны отражался от снимка. Снова взглянув на фото, она нахмурилась. Ей показалось, что глаза Эли имеют почти миндалевидный разрез, а щеки безобразно одутловатые. В одночасье Эли превратилась в свою плохую копию, в Эли в другом ракурсе. Ханна сморгнула и увидела, что Элисон опять смотрит на нее. Она провела ладонями по лицу, чувствуя, как по коже побежали мурашки.
– Вот ты где.
Вскрикнув, Ханна обернулась. В комнату вошел отец. Он был не в костюме, как остальные мужчины на этом благотворительном вечере, а в брюках-хаки и синем свитере с V-образным вырезом.
– О, – выдохнула Ханна. – Я… не знала, что ты придешь.
– Я и не собирался, – отвечал отец. – Просто зашел на минуту.
За его спиной маячила чья-то фигура. В белом платье без бретелей, с браслетом Swarovski, в атласных туфельках Prada с открытым носком. Когда она выступила на свет, у Ханны упало сердце. Кейт.
Ханна прикусила щеку изнутри. Ну конечно, Кейт побежала жаловаться своему отчиму. Иначе и быть не могло.
Глаза у мистера Марина сверкали гневом.
– Ты действительно сказала своим друзьям, что у Кейт… герпес? – Последнее словно он произнес невнятно.
Ханна отпрянула:
– Да, но…
– Ты в своем уме? – спросил мистер Марин.
– Точно так же она собиралась поступить со мной! – возмутилась Ханна.
– Ничего подобного! – с жаром возразила Кейт. Ее прическа «французская ракушка» немного растрепалась, и несколько прядей теперь падали ей на плечи.
У Ханны вытянулось лицо.
– Я же слышала, как ты говорила об этом по телефону в пятницу! «Сейчас подходящее время. Получится. Самой не терпится». А потом ты… рассмеялась! Я знаю, что ты имела в виду, не строй из себя святую невинность.