– Ну что ж, – я демонстративно потянулся к затылку в исконно русском жесте, – динозавров нет уже, радио еще. Уже какая-то определенность вырисовывается, вам не кажется, Виктор Викентьевич?
– Определенность будет тогда, когда кто-то пройдет пару-тройку десятков километров и посмотрит внимательно с какой-нибудь горы по окрестностям с помощью х-а-ррр-ошего бинокля.
– И что же этот кто-то увидит?
– Вот это уже вопрос, как говорится, на засыпку. Может ничего не увидеть. И это будет означать период времени от твоих любимых динозавров до примерно 1500 года от Рождества Христова. Или может увидеть какой-нибудь убогий форт с сотней-двумя поселенцев. А скорее, даже меньше. Значит, Васко да Гама уже прибыл, но это пока не колония, а так, пункт заправки питьевой водой для португальских кораблей, которые и приходят-то в лучшем случае раз-два в год. А может, на берегу большого залива, кстати говоря, одной из лучших гаваней Индийского океана, уже расположился приличный форт с европейского вида городком. Это уже вторая половина XVIII века, даже ближе к концу. Ну, и дальше по нарастающей, до начала века двадцатого.
– И никто так и не попытался пройти на ту сторону и самолично убедиться: на какой же все-таки стадии строительства находится тот самый форт?
– Сам видишь, я старик, – уклонился от прямого ответа Виктор Викентьевич, – я по квартире-то еле-еле шкандыбаю. В «проем» я выходил, но чтобы двигаться дальше, нужны сила и молодость. Ну, или тяжелая строительная техника для прокладки дорог и автотранспорт. Ничего этого, сам понимаешь, у меня нет. Ни молодости, ни техники. А Егор… Трое детей, больная жена, пивной живот. И он боится. Такие как он во все времена сидели дома. Я не хочу сказать что-нибудь плохое, но приключения – не для него.
– А периодичность? Как часто возникает эта самая аномалия? Не хотелось бы все-таки ждать месяцами…
– Хочешь попробовать?
– Можно подумать, вы не для того мне рассказываете, – я криво ухмыльнулся, глядя прямо в глаза собеседнику, – чтобы я «попробовал»…
– Ты прав, – усмехнулся в свою очередь Третьяков. – Надо же, какая догадливая у нас молодежь пошла…
Мы снова негромко рассмеялись, как будто услышали свежий анекдот. Негласное соглашение было заключено. Никто не собирался составлять договоры, расписывать права и обязанности сторон или еще каким-нибудь способом фиксировать это на словах или бумаге.
– А не заварить ли нам еще чайку. На этот раз краснодарского, твоего любимого. Мне, правда, сильно крепкий нельзя. Но, как удачно сказал Штирлиц: если нельзя, но очень хочется, то можно. Хотя бы иногда. И не нужно мне говорить, что он только повторял чужие слова, – пожилой ученый предостерегающе поднял палец, заметив мой открывающийся рот. – Сам знаю.
Я лишь молча кивнул и принялся снова наблюдать на «чайной церемонией». Терпеливо дождавшись, пока старик нальет чай в чашки, вопросительно поднял брови.
– Периодичность тебе абсолютно не важна, – Виктор Викентьевич хитровато прищурился, нарочито громко, по-мужицки, отхлебнул чаю и откинулся на спинку стула. Так и не дождавшись нетерпеливого вопроса «Почему», он одобрительно кивнул моему терпению и продолжил:
– А все потому, что за последний год я сильно продвинулся в своих исследованиях. Настолько, что… могу теперь сам открывать «проем».
Снисходительно посмотрев на ошарашенного меня, он, наконец, соизволил дать объяснения.
– Технические подробности сложны, и по большому счету тебе не интересы. В сильно упрощенном виде это выглядит так: если искусственно воссоздать то самое электромагнитное излучение, которое испускает активизировавшаяся аномалия, то «проем» открывается. И действует до тех пор, пока излучение не прекратится. Проверено опытным путем. Правда, для этого, – тут ученый вздохнул, – пришлось отогнать на Алтай и изуродовать мой старенький «уазик». Аппаратура вышла громоздкой и занимает всю заднюю часть машины, включая пассажирские сиденья.
– То есть пока этот ваш… излучатель работает, проход открыт в обе стороны?
– Именно, мой мальчик, именно. Правда, есть некоторые ограничения. Видишь ли, доступа к современным материалам и комплектующим у меня нет. К великому моему сожалению. Впрочем, нет и опыта работы с такими миниатюрными схемами.
Даже Саныч этого не умел. Поэтому «волновой генератор» получился весьма несовершенным: попросту говоря, во время работы он постепенно теряет синхронность с волновым потоком самой аномалии. Когда разница достигает критической отметки, следует аварийное схлопывание проема, и аппаратуру следует настраивать заново.
– Так что больше чем на шесть часов непрерывной работы не рассчитывай, – помолчав несколько секунд, добавил он.
– Причем, чем дольше излучатель работает, тем больше времени требуется на последующую калибровку. И я не думаю, что кому-то захочется сидеть на той стороне и гадать, смогут ли его вернуть обратно и когда.
Я равнодушно кивнул на тактично-расплывчатое «кому-то». Ежику понятно, что речь идет про меня, но как раз этот аспект перехода волновал меньше всего. Когда необходимо, я мог часами, а то и днями дожидаться нужного кадра или ракурса. Специфика профессии, знаете ли. Так что проблем здесь не видел никаких.
– С шишками понятно. А живую материю перемещать пробовали или со всем пылом исследователя ринулись вперед, в неизвестное?
– Естественно. Без этого я бы и не предлагал принять участие в эксперименте. Были и мыши и собаки. Все перешли «туда» и вернулись «обратно» в добром здравии. Потом мы довольно долго наблюдали за нашими «Белками» и «Стрелками», но никаких патологий так и не выявили. Собачки, кстати говоря, и поныне здравствуют. Я, как ты видишь, тоже пока еще на этом свете. Остальные подробности тебе придется узнавать на собственном опыте. Если, конечно же, ты решишься сделать шаг за грань мира.
– Вы можете «скинуть» видеозаписи на мою флеш-карту? Понятно, что демонстрировать их никому не стоит, но я хочу дома тщательно просмотреть сам, когда вся эта история немного уляжется в голове.
– Разумеется. Неси флешку, я тебе запишу всю информацию. И мои географические изыскания тоже. Будет о чем подумать на досуге.
Как выяснилось много позже, ученый прекрасно понимал, что для него эта дорога закрыта. Эксперименты показали наглядно – встряска организма во время перехода может оказаться для него, старого и больного человека, смертельной. И после одного-то раза отлеживался три дня. Злокачественная опухоль, обнаруженная врачами в голове, поставила крест и на его исследованиях и на его жизни. И оставшийся срок, озвученный медиками в прошлом году, неумолимо истекал. Об этом он собирался сказать только перед самым переходом. Как и о том, что Сан Саныч тоже пробовал проходить на «ту» сторону. Он умер после третьего перехода, как раз когда собирался отойти подальше от «проема». Благо о необходимости страховочной веревки они догадались. Так что Третьяков смог вытащить старого приятеля и отвезти в больницу, но было уже поздно. Инфаркт, как оказалось, тоже третий. Но тогда всего этого я еще не знал.