– А ты-то кто?
– Я? Конь в пальто…
Зрачки сузились так, что почти не видны. Она прислонилась к нему и закрыла глаза. Яркая полоска трусов из-под полуспущенных брюк. И признаков жизни не подает. Передозировка? Надо бы набрать сто двенадцать… пусть приедут и впрыснут нарканти.
И тут он увидел шрамы. Ожерелье следов от глубоких укусов вокруг шеи. Такие же укусы, как у Эвы Дальман, его первой подружки, которую он якобы ударил по голове и, пока она была без сознания, рвал ей зубами горло. Его за это осудили. Тогда ему было шестнадцать… Послали в закрытую школу для малолетних преступников, и там вся его жизнь внезапно изменилась. Он принял решение – покончить с прошлым, с наркотой и уголовщиной. Осудить-то осудили, но как раз в том, за что его осудили, он был невиновен! Он просто был не в состоянии сделать что-то подобное, какие бы технические доказательства они ни приводили…
Мой лживый трон,
мою корону из дерьма,
полную обрывков мыслей,
которые я не могу соединить.
Откуда эта чертова музыка? Он завертел головой, но так ничего и не обнаружил.
И эта женщина, уснувшая у него на коленях… кто она? Он отвел упавшие ей на лицо черные волосы, осторожно переложил женщину на матрас и встал.
Теперь в каждой фразе по пять нот, и по-прежнему ускользающий лад – не минор, не мажор. Только мелодия, никаких слов, это память подбросила ему текст. Он узнал эту мелодию. «Рана». Группа Nine Inch Nails.
Звуки все усиливались, они словно поднимались из глубины сознания, заглушали и затеняли все – опоры моста, женщину, грязный матрас, шприцы, наркоту… эта мелодия была на его мобильнике, вспомнил он и порадовался, что вспомнил, – он быстро выходил из полубессознательного состояния. Это сигнал на его мобильнике, но только мелодия, без отравленного хинной горечью голоса Трента Резнора. И мелодия продолжалась, пока он не открыл глаза и не нащупал на полу рядом с кроватью мобильник. Как он оказался здесь, в своей квартире? Он не помнил. Не помнил, выходил ли он вообще. Скорее всего, это был сон.
Данни нажал зеленую кнопку. Смотрел на процеженный сквозь опущенные жалюзи свет майского дня и слушал голос.
Голос… голос женщины под мостом, голос Эвы Дальман почти тридцать лет назад, и все же другой. Как будто кто-то аннулировал понятие времени.
* * *
Ангела Клингберг была ошеломляюще красива. Они назначили встречу в «Риторно», старом кафе на Уденгатан. Настолько красива, что красота наверняка доставляет ей массу неприятностей, решил Данни Катц, садясь за угловой столик. Конечно же элегантно одета. Ничего удивительного – достаточно вспомнить, кто ее муж. Сумочка от Hermès небрежно поставлена на пол, дорогие перчатки на столике, тонкий свитерок из ангорской шерсти, очень скромный, уверенный макияж и такой же скромный бриллиантовый браслет на левом запястье. Лет тридцать пять, блондинка, гибкая фигура. От нее исходила странная аура – смесь напряженного внимания и грусти. Он почувствовал укол сожаления и зависти – она замужем за другим… Данни сам себе удивился. Надо же… Зависть к обладателю такой женщины была не то чтобы сильной, но искренней.
До утреннего телефонного разговора он понятия не имел о ее существовании. Но даже сейчас ему трудно было представить, что она замужем за Джоелем Клингбергом, а еще трудней – вообразить его женатым.
Катц встал, неторопливо снял пиджак, повесил на спинку стула и опять сел. Зачем он вообще согласился на эту встречу? Любопытство, никаких других причин. Двадцать пять лет назад, когда ему удалось покончить со своим прошлым отпетого малолетнего преступника, они с Джоелем Клингбергом вместе учились в школе военных переводчиков. Даже жили вместе – сначала в военном лагере в Карлсборге, а потом – два невероятно интенсивных семестра в Упсале, изучали русский язык. После этого он не встречался с Клингбергом, хотя читал о нем в светской хронике, видел фотографии с каких-то великосветских фуршетов и всегда удивлялся, насколько мрачный вид Джоеля не соответствовал ожиданиям папарацци. Потом Клингберг, вместе с какими-то приятелями по интернату в Сигтуне, открыл риелтерскую фирму на Ривьере. Фирма просуществовала недолго – видимо, Джоель просто решил набраться делового опыта. Потом изучал юстицию, вслед за этим – год в Лондонской школе экономики. В конце концов он начал работать на семейном предприятии «Клингберг Алюминиум АБ» – и исчез, растворился в тщательно поддерживаемой анонимности делового мира.
– Спасибо, что нашли время. – Она улыбнулась. Смущенно, как ему показалось.
– Ну что вы… где вы нашли, кстати, мой номер?
– У Джоеля в компьютере. В списке контактов.
Это уж и вовсе странно. Катцу даже представить было трудно, что Джоелю когда-либо придет в голову ему позвонить.
– Хотите что-нибудь поесть? Выпить?
– Спасибо… достаточно, если вы объясните, что мы с вами здесь делаем.
И она объяснила.
Три недели назад Джоель Клингберг пропал. Полиция считает, что по собственной воле. Никаких причин объявлять его в розыск и тем более подозревать преступление.
Он вышел из их квартиры на Эстермальме утром в воскресенье. Отправился по каким-то делам и не вернулся. Она звонит ему ежедневно, но каждый раз натыкается на автоответчик. Но… есть кое-что, что можно назвать прощальным письмом.
Она нагнулась и вынула из сумочки лист с распечаткой. Е-мейл, посланный с мобильника Джоеля. Катц быстро просмотрел текст: несколько строк. Уезжаю на неопределенное время, хочу побыть наедине с самим собой и привести в порядок мысли. Извини, не хватило решимости сказать лично, прошу не беспокоиться и не искать.
– Я получила это в тот же день, через четыре часа… Но это совершенно на него не похоже! Не в его духе. Даже если возникли какие-то трудности, он не стал бы бежать от проблем…
– А вы как считаете? Что могло произойти?
– Честно говоря, не знаю.
Она сложила бумагу и сунула в сумку. Катц вспомнил, что в школе переводчиков у Джоеля была подружка, его ровесница… значит, постарше этой. Его самого тогда очень раздражали ее псевдоаристократические фасоны, но имя стерлось из памяти. Он даже не помнил, как она выглядела.
– Полиция считает, что Джоель исчез потому, что мы поссорились утром. По поводу детей… вернее, их отсутствия. Джоель хочет подождать. А мой биологический будильник уже не тикает, а верещит, как… как счетчик Гейгера… – Она бледно улыбнулась. – Мужчина в его возрасте, десять лет женат – и по-прежнему хочет «подождать»! Вы же наверняка знаете его прошлое, знаете, что случилось с его братом. Я сказала, что все его страхи именно оттуда: он боится, что опять может случиться нечто подобное. И мы поссорились.
Его брат… да, его брат. Он следил, как Ангела Клингберг нервно переводит взгляд с нетронутой кофейной чашки на забытую кем-то газету с результатами бегов, теребит перчатки – кстати, того же цвета, что и ногти на ее красивых руках. Исчезнувший брат, как же… Джоель, наверное, так и не смог забыть, трагическая и нелепая утрата давила на него, как двухпудовые вериги.