И что-то еще… оказывается, только тогда, когда Катц переспал с его девушкой, Ингрид, Джоель понял, что этот парень и тот малолетний наркоман, который испоганил когда-то их яхту, – одно и то же лицо. Проверить труда не составило – так оно и было. Катц предал его, тот самый Катц, который встал на его защиту, когда над ним в Карлсборге измывался десантник. Клингберг говорил и говорил, но до Катца плохо доходили его слова. Что-то насчет того, как он ненавидел Ингрид и Катца, как он ненавидел предательство… с тех пор, как исчез брат, как его предали родители, поглощенные горем по Кристоферу. Он ненавидел, ненавидел… Данни не мог сосчитать, сколько раз повторил Клингберг это слово. Ингрид уехала во Францию и уже не вернулась оттуда. Пропала во время прогулки в горах. В Пиренеях. Тело так и не нашли. Но он-то, Клингберг, знает, где его искать, вернее, останки…
Бешенство… смутно подумал Данни. Необузданные припадки бешенства, которым они оба подвержены. И сейчас… сейчас, если он хочет попытаться спастись, он должен заставить себя рассвирепеть, вызвать из души эту темную, неподвластную логике ненависть. Тот, другой Катц, умиротворенный и расслабленный, даже усмехнулся – ну и идиот же я…
– Полотенца, – с трудом выдавил он. – Кто-то послал тебе вуду-причиндалы, и ты вскоре исчез.
– Было такое… а ведь забавно, правда? – Клингберг рассмеялся. – Черномазый убивает жида. Ты не видишь в этом иронии? Он воткнет тебе в мозг вот этот стержень, как только я выйду за дверь.
Клингберг всегда был антисемитом, расистом и антисемитом, Данни знал это, еще когда они учились в школе переводчиков, но тогда ему было наплевать. Ему вообще было наплевать на Клингберга, потому что он глубоко его презирал.
– Посмотрел бы ты на себя, Катц, в эту минуту… с убойной маской на башке, как скотина… на карачках… обосрался к тому же…
И правда – Катц краем сознания ощущал запах, видимо, зелье, которым его отравили, полностью парализовало сфинктеры. Плевать… он был почти счастлив. У Клингберга пошла носом кровь, стекала по подбородку и шее, но он был так возбужден, что не замечал этого.
– Мне пора, – сказал он нарочито буднично. – Пока дороги совсем не развезло.
Кивнул человеку с молотком, попятился, но задержался в дверном проеме. Ветер рвал на нем одежду. Наконец повернулся и, пригибаясь, побежал к машине.
Катц вдруг понял, что жить ему осталось десять – пятнадцать вдохов.
Человек с молотком сделал два шага. Для того чтобы вогнать заостренный стержень в голову Катца, ему придется присесть на корточки. Либо поднять Катца и упереть во что-то.
Ярость. Должны прийти ярость, бешенство – все, что помогло ему выжить.
Руки его были судорожно сцеплены. Оказывается, в кулаке осталось немного соли. Он вспомнил Ангелу, Эву, Лизу, которую Клингберг, понятно, не отпустит с миром. Он убьет и девочку. Знакомая красная пелена в глазах… опьянение уступило место темной ненависти. Ну, нет…
Человек с молотком встал рядом с ним на колени. Медленно поднял молоток, но, очевидно, сообразил, что под этим углом удар нанести не удастся. Он пнул Катца ногой к дощатой стене. Ветер снаружи выл, не переставая ни на секунду. Мимо двери прокатилось бревно. Черепица, листы жести… Ненависть все росла и росла, ненависть, которую он носил в себе с детства… Он поднял левую руку к лицу и начал бессознательно слизывать соль. Зомби не понял, что он делает, но на всякий случай оторвал руку от лица и прижал ее коленом к полу, рядом с бедром… Катц нащупал в кармане механический пистолет и застонал. Мышцы начали слушаться, но каждое движение причиняло невыносимую боль. Ненависть, ненависть… только ненависть поможет его воскресению из мертвых. Он зажал пистолет в руке. Живой мертвец начал поднимать его, взял за руки, чтобы удобнее положить на земляной, почерневший от застарелой крови пол. Головы их почти соприкасались, Катц почувствововал знакомый запах мази от комаров.
Два дециметра. Данни удивился точности своих действий, словно он заранее знал, что делать в подобной ситуации. Человек посмотрел на него с удивлением, когда Катц внезапно поднял руку, приставил к его виску твердый металлический предмет и спустил курок. Удивление и, как показалось Катцу, радость прочитал он во взгляде живого мертвеца, но длилось это секунду, не больше, – тот рухнул на Данни, придавив его своим телом.
Данни не имел ни малейшего представления, сколько он так пролежал. Час? Сутки? Слуховые галлюцинации, ему показалось, что мертвец, теперь уже настоящий, говорит что-то по-шведски… или это все же был Кристофер?
Постепенно, как вода прилива, наркотическое опьянение отступило. Вернулась сила в мышцы, он мог двигаться.
Уже был вечер. Ураган прошел дальше. Деревня выглядела как поле боя. Рухнувшие хижины, разбитые стекла, сорванные крыши. Повсюду мусор, какие-то железяки, может быть, запчасти к тракторам, валялись на земле – чугунные чушки, которые, по мнению Данни, не только ветром, а и подъемником не просто поднять. Дикие собаки провожали его взглядом, но держались на расстоянии. «Лендровера» не было. Клингберг уехал на нем, даже не дожидаясь конца задуманного им спектакля.
На втором этаже на столе так и лежал его мобильник, и он зазвонил в ту же секунду, как Катц открыл дверь. Катц решил, что это Клингберг, но это был Йорма. Голос из другого мира.
– Данни, это ты? Мы нашли Лизу… с ней все в порядке… мы…
Последние миллиамперы зарядки испарились, и телефон замолчал.
* * *
Он снял комнатку в районе Лас-Мальвинас, в северном пригороде Санта-Доминго. Обстановка более чем аскетическая: кровать, лампа, жестяной умывальник. Туалет и душ в коридоре.
В первый вечер Данни купил несколько граммов ямайканской травы у уличного дилера. Свернул несколько джойнтов и курил у окна, рассеянно глядя на закат. Вновь мгновенно, без всякого перехода, наступила темнота. Море было абсолютно спокойным, даже непохоже на море, зеркальная поверхность напоминала скорее какое-нибудь лесное озеро. Здесь тоже прошел ураган, но особых разрушений не вызвал.
Его довез водитель грузовика, перевозившего керамику из Порто-Пренса в Санта-Доминго. Данни сам не понимал, откуда взялись силы. Как он дотащился до ближайшей гаитянской деревни в джунглях, спотыкаясь и падая на раскисшей глине. Люди оказались добрыми и гостеприимными, позвали случайно оказавшегося в соседнем поселке врача из организации «Врачи без границ». Тот обработал огнестрельную рану в бедре, его уложили спать в гамаке в доме миссионеров, накормили, отпоили какими-то травами и на следующее утро остановили грузовик.
На зеркале заднего вида болталась кукла ребенка в украшенном блестками платье.
– Эрзули Фреда? – спросил Данни и получил в ответ самую широкую улыбку, какую видел за много лет.
Он не знал, сколько он здесь пробудет. Пока не оклемается окончательно, пока не прояснится сознание.
Состояние улучшалось – медленно, но улучшалось. Яд еще не выветрился, мышцы слушались плохо, но рана в бедре заживала на удивление быстро. Он старался не думать об убитом им зомби.