– И конфет. Можно?
– Нет. – Пора браться за воспитание. – Ты только что поела, теперь надо переварить завтрак, чтобы потом вкусно пообедать. Не перебивай аппетит.
– Ладно.
Колин с гордостью отметил, что спорить Челси не стала. Характер у нее куда лучше и покладистее, чем у матери.
Как только девочка вышла из ресторана, Элисон села на свободный до этого стул.
– Кофе? – предложил Колин.
– Да, пожалуйста.
Он жестом попросил официантку принести еще одну чашку.
– Рад, что ты вернулась. Я волновался.
– Мне пришлось заночевать в какой-то жуткой дыре. Я выпила лишнего и вести машину не рискнула.
– Этого-то я и боялся. – Колин дотронулся до ее руки. Элисон выглядела натянутой, как струна, под глазами залегли тени, и грудь у него вновь сжало от острого чувства вины. – Прости меня. Я ужасно раскаиваюсь. Ты мне веришь?
– Верю.
– Я не хотел сделать тебе больно.
– Не хотел. Конечно, нет. Как я понимаю, ты думал, что все останется в тайне.
– Я был идиотом.
Возражать она не стала. Колин бросил в свой кофе кусочек сахара.
– Дело вот в чем, – сказала Элисон. – Мы не можем сделать так, чтобы Челси исчезла. Верно? Нравится нам это или нет, она существует. Значит, надо найти решение, которое причинит как можно меньше вреда всем нам.
– Верно. – Колин был удивлен. Он-то ожидал пламенных обличений.
– Я долго думала. Не понимаю, почему из-за этого моя жизнь должна пойти прахом. Да, у меня есть полное право вышвырнуть тебя вон и обчистить до нитки. Именно так посоветовали бы поступить все мои подруги. Но тогда мне придется пожертвовать любимым домом, моей общественной жизнью, нашей семейной жизнью. Не хочу делить столовое серебро. Не хочу быть разведенкой, которую никто не приглашает на ужин. Не хочу, чтобы дети стояли перед дилеммой, с кем им проводить Рождество. Многие наши знакомые живут именно так, но это не для меня.
– И… что ты предлагаешь?
Подошла официантка с чашкой. Элисон улыбкой ее поблагодарила. Колин налил жене кофе, подал молоко.
– Челси будет жить с нами. А мы не станем скрывать ее историю. Я не выдержу слухов и домыслов. Они всегда хуже, чем правда, поэтому мы скажем правду.
– В смысле – расскажем всем, что я тебе изменил?
– Да. – Элисон ответила твердым взглядом. – Подобная мысль все равно придет людям в голову. – Она пожала плечами. – А мы лишим их удовольствия посплетничать.
Колин откинулся на стуле. Деловое, четкое поведение Элисон настолько его потрясло, что он почувствовал себя оглушенным.
– Ого. – Колин не мог скрыть облегчения. – Ты уверена? Это ведь… серьезный шаг. Чтобы ты приняла Челси…
– А какой у меня выбор? Ты за нее отвечаешь, Колин. Либо я принимаю ее, либо теряю тебя.
Колин в сотый раз помешал кофе. Черт! Он сейчас расплачется.
– Не могу тебе передать, как я благодарен.
– Не думай, что так легко отделаешься, – сухо сказала Элисон. – Вряд ли я буду сплошная безмятежность. Мне придется тяжело. Временами захочется тебя удавить. – Она крепко сжала чашку с кофе, костяшки пальцев побелели. Вероятно, спокойствие давалось ей непросто. – И есть одно условие.
– Какое?
– Я не хочу встречаться с ее матерью. Никогда. Такого унижения я не выдержу.
Представив столкновение Элисон и Карен лицом к лицу, Колин содрогнулся.
– Обещаю. Ты в сто – нет, в тысячу! – раз лучше меня. Я тебя не достоин.
– Когда-то я была другой, в тысячу раз хуже, – вздохнула она. – Я понимаю. Отчасти я тоже виновата в том, что случилось.
– Нет. Я поступил непростительно.
– Все мы люди, – пожала плечом Элисон.
Да, мысленно согласился Колин. Уж он-то – точно.
На террасе Тони дождался, пока официант принесет им с Лорой по «Кровавой Мэри». Прежде чем приступить к исповеди, он сделал большой глоток коктейля, смакуя остроту хрена и жгучий вкус водки.
Лора пила свой напиток благоразумно маленькими глотками и настороженно ждала, что будет дальше.
Тони отставил стакан и наклонился вперед. Их столик стоял вдали от остальных, у самой воды, однако художник не хотел рисковать.
– Я не знаю, прихожусь вам отцом или нет, – тихо сказал он. – Не знаю наверняка. Но хочу вам сообщить… у меня действительно был с вашей матерью роман.
– Значит, вы меня обманули? – недоверчиво переспросила Лора.
– Я жутко испугался, – признал Тони. – Не каждый день на меня сваливаются из ниоткуда незнакомые девушки и заявляют, что приходятся мне дочерями.
– Это я понимаю. Но вы от всего открестились. Заявили, что вообще ее не помните! – Голос Лоры зазвенел от негодования.
– Позвольте мне объясниться. – Тони не хотел скандала. – Прошу вас. Просто выслушайте.
Лора подперла голову рукой, неохотно кивнула. Тони задержал взгляд на воде. Перед ним был тот же самый пейзаж, что открывался из окна его гостиной, – но под другим углом. Отсюда все казалось ярче, резче и контрастнее.
– Мы с вашей мамой влюбились друг в друга, – поведал он. – Это нарушало все нормы, но когда подобное случается, виновники мало что могут сделать. От бешено мчащегося на тебя поезда не спастись. Мы оказались бессильны.
– Вы были женаты, – с осуждением произнесла Лора. – А она – школьницей.
– Знаю, – вздохнул художник. – Нас это не остановило. Странное было время. И замечательное. Украденное. Мы оба сознавали недолговечность наших отношений. Безумных, пылких отношений. Не волнуйтесь, – грустно улыбнулся он, посмотрев на Леру. – Я не намерен вдаваться в подробности.
– Уж пожалуйста.
– Все закончилось, когда моя жена забеременела. Венди… – Тони поморщился. Имя прозвучало неуместно, ему отчаянно не хотелось ее сюда впутывать. – Венди ждала ребенка, и я разорвал связь с вашей мамой. Поступил правильно.
– Вы сказали мне, что бесплодны, – припомнила Лора. – Гнусная ложь.
Черт возьми! Юность так безапелляционна.
– Ложь, – вздохнул он.
Лора нахмурилась, обдумывая услышанное.
– Значит, ваша жена забеременела? А потом и моя мама обнаружила, что беременна мной, так?
– По-видимому, так.
– Значит… у меня есть брат? Или сестра? – Она откровенно разволновалась. – Пусть только наполовину, но…
– Нет. – Вот она, самая трудная часть рассказа. Та часть, о которой ему совсем не хотелось говорить, но которая объясняла случившееся после. – Наш ребенок умер.
Какое-то время Лора молча смотрела на него.