Запись на португальской кассете. Мордехай Вануну:
«Прежде всего, они держали меня в полной изоляции в этой тюрьме, безо всякой связи с внешним миром и так, что со мной никто из внешнего мира не мог установить связь. Пользоваться телефоном – запрещено, посещение – запрещено, и они контролировали все в моей жизни. Они контролировали все – от еды до электричества, контролировали, что я смотрю по телевизору, контролировали воду, не давали мне спать. Все это было использовано как часть системы современной психологической войны, чтобы попытаться сломить меня, довести до чувства растерянности, свести с ума и заставить изменить собственное мнение. Спецслужбы могут добиться многого с помощью контроля над составом пищи. Могут сломать здоровье, чтобы вы, вместо того чтобы работать, помогать другим, тратили время на восстановление здоровья. Вот так израильские спецслужбы вели с помощью полной изоляции психологическую войну против меня, а я боролся, чтобы сохранить себя и уцелеть».
Многие считают его героем. За то, что рассказал миру, что Израиль вполне в состоянии нанести смертельный удар по своим противникам. За то, что неплохо относился к арабам и даже отказался участвовать в оккупации Ливана. За то, что полюбил девушку, почти наверняка зная, что она агент разведки и может его предать. За то, что выступал за полное ядерное разоружение всех стран без исключения. Удивительно, что с таким замечательным списком геройских поступков в духе политики разоружения Мордехай Вануну оказался абсолютно незамечен Москвой. Но, возможно, в неспокойное перестроечное время советское правительство очень не хотело, чтобы странного пацифиста-одиночку назвали агентом КГБ.
После того как Мордехай Вануну вышел на свободу, ограничения продолжали действовать. Ему запретили покидать страну, запретили приближаться к границам Палестинской автономии, запретили посещать посольства, запретили давать интервью иностранным средствам массовой информации. О каждой попытке иностранных журналистов поговорить с «ядерным предателем» он должен сообщать в полицию или же в израильскую службу внутренней безопасности «Шабак». Израильские спецслужбы утверждают, что Вануну еще не все секреты выложил.
Запись на моей кассете. Яаков Кедми:
«Он отсидел срок, а теперь мы держим его под всякими глупыми предлогами, их с большой натяжкой можно назвать законными. Закон – он гибок, его можно повернуть в любую сторону. Большого толка я в этом не вижу. Все, что он знал, он уже высказал. Понятное дело, если он попадет к профессионалам, то они смогут из него еще что-нибудь выжать, потому что по природе своей человек не осознает весь объем и всю ценность информации, которая у него есть. И профессиональная система, даже без того, чтобы человек понял, что с ним происходит, в состоянии выбрать из него огромное количество и качество информации. Это совершенно ясно. Но в отношении Вануну я могу вам сказать, что после драки кулаками не машут. То, что он сообщил, этого вполне было достаточно».
В отношении Вануну действует «Постановление чрезвычайного времени № 6» от 1948 года. Согласно этому постановлению, министр обороны, подозревая, что если кто-либо из израильтян, находясь за границей, может представлять угрозу безопасности государства, безо всякого суда может ограничить возможность перемещения любого из подозрительных сограждан. До Вануну это постановление применили лишь однажды, запретив шейху Райеду Салаху, подозреваемому в связях с ХАМАС, отправиться на хадж в Мекку.
После выхода на свободу Мордехай жил некоторое время в своем доме, в городе Яффа, а затем перебрался в Иерусалим, в восточную его часть, где, преимущественно, живут арабы. Здесь, возле Дамаскских Ворот, находится собор Святого Георгия. В соборе было свободно место звонаря, и священник решил, что Мордехай Вануну – лучшая кандидатура на то, чтобы каждое утро и каждый вечер созывать прихожан колокольным звоном на службу. Мордехаю, как он говорит, в радость ежедневно подниматься на колокольню – ведь из небольшого, с решеткой, окна можно увидеть здание районного суда, где был вынесен приговор «шпиону и предателю государственных тайн» Мордехаю Вануну.
Запись на португальской кассете. Мордехай Вануну:
«Я поднимаюсь сюда каждый день, звоню в колокол, словно говорю им, что, как восемнадцать лет тому назад, я снова свободен и снова силен».
Я просмотрел португальскую кассету до конца и заметил, что звонарь собора Святого Георгия так и не ответил на вопрос, считает ли он себя героем или предателем. Но моя португалка заметила, что переспросить его об этом было невозможно. После интервью с иностранными журналистами Мордехай Вануну снова был задержан за нарушение постановления чрезвычайного времени.
Афганистан, 2001 год
– И запомните, этих людей никогда не было в вашей жизни, никогда, – последние слова мой собеседник произнес нарочито четко, словно дробя их не на слоги уже, а на отдельные буквы.
На нем был чудовищно помятый синий костюм, который выглядел так, словно все те годы, что «Талибан» методично изгонял сторонников прежних властей из страны, он находился на самом дне нижнего сектора комода, а может быть, и в солдатском вещмешке, между пакетом с лепешками и пакетом с чарсом. О чарсе (он же гашиш) я подумал, глядя в полузакрытые, с поволокой, глаза собеседника, ну точь-в-точь, как у забытого голливудского киногероя Рудольфо Валентино. Но, очевидно, требования дресс-кода вынудили обладателя полусонного взгляда срочно надеть костюм, ведь мы находились в приемной министра иностранных дел нового Афганистана, самого Абдуллы Абдулло, который, впрочем, отказался меня принять. И теперь на меня снизу вверх этим мутным взглядом смотрит его низкорослый то ли секретарь, то ли советник, то ли просто родственник.
А пришел я сюда потому, что меня и двух моих спутников арестовали на авиабазе Баграм. Некоторое время спустя меня освободили. Их – нет. Потому что они тоже были афганцами, как и этот грозный коротышка, правда, с пакистанскими документами.
– У вас наша виза, к вам мы никаких претензий не имеем, – сказал он, и я подумал, как все-таки правильно поступил, что согласился перед «первым Афганистаном» заплатить двести долларов за печать в паспорте, где было подчеркнуто слово «multiple», то есть многоразовая. Печать мне поставили в Душанбе. Моей португальской подруге Кармен тогда повезло: она раньше стала в очередь в афганское посольство и за такой же точно штамп отдала всего сто долларов. Время было такое. В посольстве понимали, что вряд ли в ближайшее время будет такой спрос на афганские въездные визы, и пока шел «чес», они чесали. Ну да ладно, дело прошлое. Похоже, этот штамп спас мне в Кабуле жизнь. А моим товарищам?
– Поймите, они наши враги. – Глаза на уровне моей груди затуманились еще больше. – Они воевали против нас.
– Эти двое?
– Да, эти двое. А если не воевали, значит, пришли шпионить.
– Но поймите, это я их с собой привел! – закричал я на синий пиджак. – Это я уговорил их быть моими проводниками.
– Значит, это была ваша ошибка. – Недобрая улыбка нарисовалась под глазами. – Идите себе, идите. А меня ждет министр.