Они принялись искать пульс ребенка и нашли, но разговора было невозможно разобрать.

– Ребенок в опасности.

Какой ужасный момент. И у них лишь одно слово, чтобы его описать.

– Марго, Марго! – Лео держал ее руку, приблизив свое лицо к ее. – Все будет хорошо. Агапи му, я обещаю.

Эти слова означали «моя любовь». Однако Марго они сейчас не тронули.

– Ты не можешь этого пообещать, – сказала она и отвернулась.

Следующие несколько минут пролетели как один миг. Машина, завывая сиреной, припарковалась на другой стороне Ситэ – у одной из старейших больниц Парижа. Мимо этого красивого здания Марго не раз проходила, но внутри не была.

Сейчас же ее вкатили в операционную на каталке, и вокруг столпились врачи. Лео стоял за дверью, требуя, чтобы ему позволили войти. Врач спорил с ним.

Марго почувствовала, что теряет сознание, и одну руку приложила к животу, боясь, что сейчас отключится и потеряет эту драгоценную связь с малышом, которого она может и не увидеть.

– Мадам Маракайос. – Врач тронул ее за плечо. – У вас разрыв плаценты. Вы знаете, что это?

– Мой малыш умирает? – спросила Марго, с удивлением слыша свой голос, точно в замедленной съемке.

– Нужно делать кесарево сечение. Вы даете согласие?

– Но у меня всего двадцать семь недель.

– Это единственный шанс для ребенка, мадам, – сказал врач, и Марго кивнула.

Что еще оставалось?

Врачи принялись готовить ее к операции, а она лежала и плакала. Оказывается, невозможно было заморозить чувства.

И все же она не была удивлена. Так происходило всегда. Любишь кого-то – теряешь кого-то. Ее ребенок и Лео тоже ее покидают.

Последней мыслью Марго, когда ей надевали маску со снотворным, было: «Может, было бы лучше вообще не любить и не верить».

Глава 17

Лео неустанно мерил шагами зал ожидания, сжав руки в кулаки. В операционную его не пустили, и он чувствовал ярость, беспомощность и ужасный страх. Он не может потерять сына. Не может потерять Марго.

Жаль, что у него не хватило мужества признаться ей в своих чувствах. Он не смог произнести три коротких слова. Дурак.

Если она выберется, он во всем ей признается.

– Месье Маракайос? – позвал врач, по-прежнему одетый в хирургическую пижаму.

Лео сжал зубы и подскочил:

– Да, это я. У вас есть новости? Как моя жена?

– Ваши жена и сын в порядке, – тихо сказал доктор. – Но они очень слабы.

– Слабы?

– Ваша жена потеряла много крови. Она сейчас стабильна, но ей предстоит долгое выздоровление.

– А малыш? Мой сын?

Горло Лео точно сковало тисками, и он не мог больше говорить.

– Он в Неонатальном центре интенсивной терапии, – ответил врач. – Очень мал, и легкие не развились. Ему тоже предстоит остаться здесь на несколько недель.

Лео кивнул, не в силах говорить. Справившись с эмоциями, он наконец вымолвил:

– Прошу, я бы хотел увидеть жену.

Марго отвезли в частную палату, и она лежала в кровати с закрытыми глазами.

– Марго, – тихонько позвал он и прикоснулся к ее руке.

Она открыла глаза и посмотрела на него. Смотрела долго, но затем отвернулась.

Лео почувствовал слезы в глазах.

– Ты в порядке, и малышу ничего не угрожает. Марго, все будет хорошо.

Она отдернула руку:

– Прекрати разбрасываться обещаниями, которых не в силах сдержать, Лео.

Он беспомощно посмотрел на нее, не зная, что сказать или сделать.

– Знаю, это пугает…

– Ты ничего не знаешь! – оборвала она его, срываясь на плач. – Ты не представляешь, каково это – терять все снова.

– Но ты же не…

– Уходи, Лео. – Она закрыла глаза, и слезы потекли по ее щекам. – Прошу – уходи.

Он не мог оставить ее одну в такой момент. Он же собирался признаться в своих чувствах, а она даже не хочет смотреть на него.

– Марго, – начал он и вдруг понял по ее ровному дыханию, что она спит.

Прикоснувшись к ее щеке, Лео тихо вышел.

– Сложно сказать, что будет дальше, – сказал врач на вопрос Лео о состоянии ребенка. – Конечно, сейчас медицина делает семимильные шаги в выхаживании недоношенных детей. Но на этой стадии я не стану давать никаких обещаний, потому что иммунитет таких детей не полностью сформирован, как и легкие. Они с легкостью могут подхватить инфекцию.

Лео кивнул, чувствуя ком в горле.

Он только что пообещал Марго, что все будет хорошо. Но она была права: он не мог ничего обещать. И не знал, выдержит ли их хрупкий брак это горе.

Стоя в неонатальном центре, Лео смотрел, как его крохотный сын машет красными кулачками. Он был весь опутан трубками, чтобы дышать, есть, жить. Лео ощутил отчаянную нежность – и страх.

Наконец он отправился к Марго. Она, проснувшись, сидела на кровати, и, хотя видеть это было приятно, выражение ее лица огорчило Лео.

– Врач сказал, следующие несколько недель определят все, – сказал Лео.

Марго кивнула. Казалось, ей все равно.

– Он останется в больнице на какое-то время – на месяц точно.

Кивок.

– Его нельзя забирать оттуда, – продолжал Лео. – Так что пока мы не сможем его подержать, но, может, я отвезу тебя хотя бы взглянуть на него?

Марго, посмотрев на мужа, тихо ответила:

– Не думаю.

Лео в смятении посмотрел на нее:

– Марго…

– Я уже говорила, я бы хотела побыть одна.

Она отвернулась, а он беспомощно смотрел на нее.

– Марго, прошу. Скажи мне, в чем дело.

– Ничего. Я просто поняла. – Она сделала быстрый вдох. – Я не смогу. Я думала, что справлюсь, но я не могу.

– Чего не можешь?

– Все это. – Она обвела слабой рукой палату. – Замужество, материнство – все. Не могу полюбить кого-то, а потом опять потерять.

– Марго, я не покину тебя.

– Может, ты и не уйдешь, – признала она. – Ты слишком порядочен. Но ведь ты говорил, что не любишь меня.

– Это было давно.

– Но ведь ничего не изменилось, правда? – Она с вызовом посмотрела на него. – Ничего, – повторила она.

Лео молчал, и Марго хватило секунды, чтобы принять молчание за знак согласия.

Она кивнула:

– Я так и думала. Мы просто провели два месяца вдвоем, Лео. Они были прекрасны, но это все.