С 20 по 25 апреля я не вызывался на допрос, и 25 апреля вызвали меня в кабинет Стрельцова, где присутствовали 3–4 человека, и начали репрессировать и снова били. 26 апреля вызвали в кабинет Абазова, в присутствии Наркома Пачулия репрессия началась ударами по щеке, стояли вокруг меня 3 человека. Потом положили на пол. Двое били резиной и веревкой по ногам, двое стали прижимать пальцы каблуками к полу и один наступил ногой на грудь. В другую ночь вторично через час вызвал Абазов и снова бил по ногам и один раз по голове слегка веревкой. 27 апреля я имел передышку, кроме вызовов, репрессии не применялись до июня месяца, не помню, какого числа, после чего посадили в водяной карцер на 8 суток без еды и питья. Глубина воды в карцере до 15 см, грязно, арестованные там же оправляются. Я, пока был в сознании, стоял, облокотившись к стенке, или ходил по воде. На этот раз я опять почувствовал себя плохо от жажды, я вынужден был пить эту грязную воду с человеческими отходами.
24 августа был вызван в кабинет другого следователя, фамилию которого не знаю. Этот следователь требовал признаться, он предложил встать, принести венский стул с тонкой подстилкой. И повернув спинку стула задом ко мне, предложил лечь, положив на спинку хребет, приподняв одну ногу и руку, что я и выполнил, продержался минут 20–25. В это время подсел близко ко мне и стал плевать в лицо, ударять по животу и губам крышкой от графина и тушить папиросы на лбу. После этого предложил заниматься гимнастикой, т. е. становиться в стойку ногами вверх, что я и пытался сделать, но от бессилия мучился, с переменами, около 1,5 часа. Но встать все же не смог, тем самым не смог стать «чемпионом» по физической культуре, как он выразился после. После пошел и принес «историческую палку», как он ее называл, ножку от венского стула, и, положив меня на пол, стал бить по ногам, рукам и коленям. Посадил за столом другого, он сел возле меня на диван и стал заставлять частыми ударами дать показания. В конце репрессии зашел нарком Пачулия, который дважды ударил по щеке и предложил лицам, репрессировавшим меня, продолжать избиение и избить до бессознания.
Таким образом, я дал показания 24 августа. 25 августа меня посадили в карцер уже с вещами. В карцере просидел до 8 сентября без разрешения врачебной помощи и всякой прогулки…
Дополнительным заданием для чекистов было обеспечить безопасность вождей – Сталина и Берии, у которых в Абхазии были дачи. Поэтому в Гагринском районе, где располагалась Холодная Речка, террор был еще более жестоким и массовым. Городской отдел НКВД в Гаграх последовательно возглавляли два настоящих садиста – Николай Рухадзе и Амаяк Кобулов. Оба они сделали потом блестящую карьеру. Рухадзе закончил свою службу министром государственной безопасности Грузии.
На следствии по делу бериевцев в 1954 году свидетель Свиридов показал:
После указания Рухадзе начались массовые избиения арестованных и применение к ним мер физического воздействия. Били всех арестованных, которые не давали показаний. Каждый сотрудник сделал себе соответствующее «орудие» в виде веревки, обмотанной проволокой, шнуром, палки, самодельные резиновые дубинки из автопокрышек и т. д. Арестованных били днем и ночью. При этом нужно заметить, что крики избиваемых были слышны на улице и жителям примыкавших к горотделу домов.
После избиений арестованных заставляли длительное время стоять на ногах с поднятыми вверх руками. Такие «стояния» продолжались долго, причем у этого арестованного попеременно дежурили сотрудники горотдела. Были случаи, когда арестованные падали от изнеможения, их поднимали, давали немного передохнуть и вновь ставили в такое положение.
Рухадзе лично истязал арестованных, причем делал это в наиболее изощренных и зверских формах. Рухадзе, я это видел лично, бил Леткемана кулаком в живот и по голове, бил его веревочным шнуром, а однажды дошел до того, что привязал к половым органам Леткемана шпагат и стал дергать его, требуя показаний от Леткемана. Я в это время составлял протокол допроса Леткемана и лично видел эту картину.
Бывший сотрудник Гагрского отдела НКВД Н. К. Парцхаладзе подтверждал факты массовых избиений:
В одном помещении находилось по 30–40 и более арестованных, причем арестованные, подвергавшиеся избиению на следствии, возвращались в помещение, где находилось много других арестованных, в том числе и таких, которые проходили по одному делу. Видя избитых на следствии арестованных, другие, боясь применения к ним таких же мер физического воздействия, были готовы давать любые показания, которые требовало следствие.
У нас есть и свидетельство из 1938 года – взгляд на репрессии со стороны чекиста – заместителя начальника Гагринского горотдела НКВД В. Н. Васильева. Это редкий случай для работника органов – принципиальный человек, категорически не принимавший нарушений социалистической законности. В 1937–1938 годах Васильев направил на имя наркома внутренних дел СССР Ежова, его заместителя Фриновского и наркома внутренних дел Грузинской ССР Гоглидзе несколько рапортов, в которых разоблачал нравы и методы следствия, царившие в Гагринском горотделе НКВД.
В рапорте от 6 февраля 1938 года Васильев писал:
19 марта 1937 г. рапортом на имя наркома внутренних дел СССР Ежова… мною было донесено о явном вредительстве в следственных делах Гагринского отдела НКВД… Ответа на свой рапорт я не получил, но вижу и своим партийным чутьем, и чекистским опытом, что вредительство в следработе, в создании заведомо дутых и «липовых» дел продолжается, причем это вредительство осуществляется оперработниками, для которых подхалимство и погоня карьеристического свойства «за орденами» – все…
В другом рапорте 27 марта 1938 года Васильев, говоря о допросе одного из арестованных, сообщал:
Началось с выставления в угол с поднятыми вверх руками и с лишения пищи, питья и возможности оправиться… Второй период – битье: …раздевали совершенно догола и били по нескольку часов подряд по чему попало… Допускались такие «методы» – делалась веревочная петля, которая одевалась на половые органы, а потом эта петля сдавливалась. Били по голове резиновой плетью (не думаю, чтобы от такого воздействия показания были яснее), давили на ноги каблуком сапога и т. д. Словом, в кабинете днем и ночью стоял сплошной вой, крик и стоны…
На допросе в 1953 году Васильев показал:
Однажды я зашел в кабинет оперуполномоченного Серебрякова (осужден), у которого сидел на допросе один из арестованных (эстонец), и на мой вопрос Серебрякову, как дела, он ответил, что арестованный молчит и не отвечает на вопросы. Я посмотрел на арестованного, он был мертв. Тогда я спросил Серебрякова, что он с ним сделал, и он мне показал свернутую проволочную плеть пальца в два толщиной, которой он бил этого арестованного по спине, не заметив того, что тот уже мертв.
На допросах арестованные в результате избиений и истязаний называли целыми списками своих знакомых и родственников, которые в протоколах допроса оговаривали новых лиц. Показания их не проверялись, и производились все новые и новые аресты.
Непосредственный начальник В. Васильева А. Кобулов, на которого он жаловался в Тбилиси, добился исключения своего заместителя из органов и из партии. Пять месяцев Васильев ожидал ареста. Но, по иронии судьбы, спас его Лаврентий Берия, ставший наркомом внутренних дел СССР и остановивший массовый террор. Кобулов уехал на Украину, и ему было уже не до бунтаря Васильева. Принципиальный чекист не только выжил, но и дал в 1954 году на своего бывшего начальника Амаяка Кобулова обширные показания.