«А доноры?» – спросил Турбанов.
«А что доноры? – Коля был уже совершенно пьян. – Доноров, я так думаю, в тихом режиме умножают на ноль. Ты помнишь, где сейчас твои документы? Вот так. Сам понимаешь, элита хочет быть единственной и неповторимой. Зачем ей кармические двойники? Они ей нахрен не нужны. Шлак, отработанный материал. Груда человеческого шлака».
«Где-то я уже слышал эту фразу».
«Слышал, конечно. Это наш расчудесный классик Александр Блок так выражался: “добыть нечто более интересное, чем среднечеловеческое, из груды человеческого шлака”. Он ещё, видишь ли, надеялся, что в этой груде найдётся какая-то гармония и красота. Но мы-то с тобой знаем… Да? Что молчишь, согласен?»
«Не хочу соглашаться», – сказал Турбанов.
Если бы Хмурый на сеансах психоанализа только спал, а выспавшись, рассказывал, какой он великий, Агата, наверное, сумела бы к этому притерпеться. Она смотрела бы в синее вечереющее окно, думала о своём, перечитывала английские романы, может, даже иногда отлучалась бы на кухню, чтобы приготовить сырники и потом отнести Турбанову, он к ним неравнодушен.
Между тем пациент не зря ссылался на депрессию, у него пугающе резко менялось настроение. Он как будто считал нужным напомнить, кто здесь Хмурый, а то и вовсе Злобный, с колюще-режущим взглядом и странными обвинительными вопросами.
Почему у неё такой яркий лак на ногтях? С какой целью? Почему она носит крестик, похожий на католический? Ей что, православие не по душе?
Тут надо было попросту молчать и желательно пустыми прозрачными глазами смотреть куда-нибудь чуть выше, сквозь сумерки за оконной рамой. Ещё парочка таких вопросов, думала Агата, и я с ним вежливо распрощаюсь навсегда.
Почему он обязан здесь разуваться и быть в носках? Сама-то она в обуви!
«Да пожалуйста», – безлично говорит Агата, пожимает плечами и сбрасывает на пол домашние туфли с открытой пяткой.
Хмурый некоторое время смотрит на её ноги в чулках, потом вдруг свешивается с кушетки, берёт правой рукой щиколотку Агаты и дёргает на себя и вверх с такой силой, что она едва не падает со стула.
Он сжимает её левую ступню обеими руками и ставит себе на бедро. Попытка выдернуть ногу ни к чему не приводит – Агата снова чуть не оказывается с задранной юбкой на полу. Такого нельзя допустить, поэтому она упирается ногой в бедро Хмурого, почти попинывает его и сдержанно комментирует: «Довольно отвратительно с вашей стороны».
Пациент внезапно успокаивается и, не отпуская добычу, возвращается к вольным рассуждениям о самом себе. Да, ему нужна женщина. И не какая попало, а правильная. Правильная женщина для правильного мужчины – это и украшение, и секретарша, и, как говорится, наперсница.
«Надо же, – говорит Агата, – какое вы слово редкое отыскали, “наперсница”. Спасибо, что не напёрсточница».
Хмурый, кажется, польщён. Но он ещё и не такие слова готов употреблять.
Правильная женщина, в случае чего, должна быть и подстилкой, и подтиркой. Если мужчине потребуется. Тогда она может рассчитывать на полную материальную и духовную, так сказать, поддержку!
«А если эта женщина не хочет быть ни подтиркой, ни украшением? И правильной тоже не хочет быть».
Он смотрит на Агату жёстко и не мигая, как на врага.
«Что значит не хочет? Выбора теперь нет».
«Это почему же?»
«Слишком много успела узнать».
Хмурый отпускает её ногу, садится на кушетку и холодно извещает: он ведь тоже кое-что узнал – пошарил по своим каналам, справки навёл.
«Как ты сказала, тебя Надя зовут? У меня другая информация. И работаешь ты нелегально, без документов. И посадить тебя за мошенничество – раз плюнуть. Так что не строй из себя целку, а радуйся, что я на тебя глаз положил. Пока не передумал».
После этих слов он встаёт и уходит с видом завоевателя и покорителя, бросив ей через плечо, будто служанке: «Следующий раз – как обычно. Нарядись поинтересней. После сеанса поедем развлечёмся».
«Я его убью, – говорит Турбанов, – задушу вот этими руками. Почему ты мне раньше не рассказала? И почему ты сразу не послала его к чертям собачьим?»
«Потому что я его боюсь».
Целый вечер они обсуждают дальнейшую стратегию. Военный совет затягивается из-за разногласий. Агата проклинает своё легкомыслие, обзывает себя дурой дурацкой, но уверяет, что сумеет справиться сама. Турбанов настаивает: ей незачем встречаться с Хмурым. «Не ходи туда больше – я пойду вместо тебя, там нужен мужской разговор».
В итоге после умозрительных споров они выбирают третий, «страховочный» вариант, который на первый взгляд им кажется наименее опасным.
Хотелось бы знать, куда в тот день отлучились их ангелы-хранители, по чьей рассеянности, прихоти или потворству линия судьбы повернётся не так – настолько не так, что лучше было бы оставить любые стратегии на откуп метеорологам и привокзальным гадалкам.
За двадцать минут до появления Хмурого в дверь квартиры на улице Героев Таможни негромко стучит Турбанов. Не произнося ни слова, Агата впускает его, чтобы сразу отвести на кухню, где он садится у окна и тоже молчит. Некоторое время Агата стоит рядом и гладит его руку – пальцы у неё ледяные.
Когда во двор въезжает серебристо-платиновый «мерседес», она подаёт знак Турбанову и быстро уходит из кухни. Он отклоняет край занавески и сразу же узнаёт человека, выходящего из машины: он видел его из окна Кулинарии № 1 регулярно, в первый понедельник каждого месяца на стоянке у входа в мэрию – с точно таким же, страшно недовольным лицом, как бы нехотя, тот подходил к лазоревому «бентли» и сразу шёл обратно с большим магазинным пакетом. И каждый раз Турбанова неприятно поражало внешнее сходство этого надменного небожителя с ним самим, кротко жующим свои обеденные пирожки. Теперь этот хозяин жизни идёт сюда, претендуя на его любимую женщину.
В последнюю минуту Агата замечает в прихожей турбановскую зимнюю куртку и лихорадочно прячет в стенной шкаф.
Хмурый, войдя, ведёт себя вальяжнее, чем обычно, однако блюдёт заведённый порядок: все джентльменские аксессуары и обувь остаются в прихожей.
Затем он возлегает на кушетку и велит: «Кофе мне свари!» Это что-то новое в психоаналитической практике.
После короткого замешательства Агата идёт на кухню и там встречается взглядом с Турбановым. Вид у него бледный, но решительный.
Принесённый кофе Хмурый оставляет без внимания.
Он приказывает: «Иди сюда», – и похлопывает ладонью по кушетке. Так иногда подзывают домашних животных.
«Слушайте, – говорит Агата, – я готова принести извинения и вернуть вам деньги. Но эта встреча точно последняя. На этом всё».
«Иди сюда. Я кому сказал?»