«Моё мнение следующее, – важно сказал Жабулаев. – Гнать! Гнать ссаными тряпками! Потому что нечего им здесь делать. Если бы меня попросили дать совет Высшей инстанции, то я бы дал совет: гнать куда подальше».
Жабулаев поразительно точно совпадал со своей фамилией: он словно пародировал надутую величавую жабу с выпуклыми глазами, торчащими туда и сюда. Говорил он медленно и значительно, давая оценить весомость каждого слова и каждого звука, исходящих из его сурового организма.
«И вот ещё что необходимо сказать. Вы здесь выразились про видных писателей. Но в этой студии, по правую руку от меня сидит не видный писатель, а живой классик, Макар Лепнинов. Вокруг него будет вращаться, а может, уже вращается вся русская литература, вся русская жизнь. Всё будет вращаться! Но это не помешало Макару отложить все дела, прочесть моё произведение и дать ему высокую оценку».
Разумеется, на экране тут же возник живой классик: молодцеватый, стриженный под бокс, он мог бы сойти за сотрудника ведомственной охраны или преподавателя физкультуры, если бы не толстая золотая цепь в вырезе рубашки.
«Европа зашла в страшный тупик, – сказал Лепнинов. – Она погрязла в педофилии, в однополых браках и не может найти ответа ни на один духовный вопрос. Они там уже чувствуют, что здесь, у нас, последний оплот духовности, поэтому они едут к нам – чтобы получить ответы и хоть как-то выбраться из своего либерального тупика».
«Но вы-то знаете, что им ответить?» – Белоснежка по долгу службы изображала острый интерес.
«Я знаю, что я русский. И православный. Вот и всё – этого достаточно! Это мой главный ответ на любой вопрос. У нас свой, особый путь. Я слышал от святых отцов, что у нас и конец света будет свой, особый. А Запад боится и завидует нам – пусть берут пример!»
«А нам есть с кого брать пример? Разве мы сами не совершали ошибок?»
«Мы совершали ужасную ошибку, когда либералы захватили власть: они хотели, чтобы весь народ, задрав штаны, бежал в гнилой либерализм. Вся страна от этого стонала, пока русский мир не начал вставать с колен. Независимость дорого стоит! Об этом знает братская Северная Корея – вот с кого надо брать пример! Об этом знают в Китае. Помните, что было на главной площади в Пекине? Там расстреляли сразу тысячу агентов-провокаторов и тем самым спасли страну. А у нас и сегодня предатели, потенциальные агенты ходят как ни в чём не бывало, живые и невредимые. Как прикажете с ними поступить?..»
«Гнать, – вмешался Жабулаев. – Гнать ссаными тряпками! Разрешите, я добавлю. Сейчас вся надежда на истинных патриотов – на таких, как Макар. Он готов отдать жизнь, даже поступиться успехом и личным комфортом ради принципов. Даже если от нашего поколения не останется никого, то Макар останется. Он будто бы сделан из куска металла. Но это не помешало ему подружиться со мной, прочесть моё произведение и дать высочайшую оценку».
На этих словах «умный дом» в турбановском люксе резко опомнился и одним махом вырубил телевидение, а вместе с ним и судьбоносный писательский диалог.
Турбанов подошёл к окну, чтобы выглянуть на улицу, и не поверил своим глазам: приблизительно пятисотметровый отрезок Ленинского проспекта, примыкающий к отелю «Новый Русский Парадайз», был абсолютно пуст – ни одного человека и ни одного автомобиля. Все машины с гостиничной стоянки тоже как ветром сдуло, а по краям зачищенного пространства, справа и слева красовались милицейские кордоны.
«Это что, всё по мою душу? – удивился Турбанов. – Боже, какая честь».
Улица пустовала в оцеплении так долго, что Турбанов успел нафантазировать: готовится либо захват здания, либо эвакуация жильцов и персонала. Либо и то, и другое.
Но тут наконец где-то сбоку хлопнула автомобильная дверь, и появился неприметный человек в сером, идущий быстрым шагом к парадному входу. При взгляде из окна сверху эта костюмированная серость почти сливалась с асфальтом, и могло показаться, что по тротуару движется крупная мышь. Позади, на довольно приличной дистанции, шёл ещё более невзрачный субъект с чемоданом.
В дверь номера постучали, и гостеприимный Турбанов сразу открыл:
«Заходите. Правда, у меня тут немного накурено».
Генерал-лейтенант Флагман, вместо того чтобы поздороваться, приложил указательный палец к губам и сделал предупредительный панорамный жест: дескать, уши есть везде! Войдя, он первым делом заглянул в туалет и гардеробный шкаф.
Тут подоспел второй субъект, так же молча вошёл в номер и возложил свой чемодан плашмя на журнальный столик.
(«Это ещё зачем? – подумал Турбанов. – Опять, что ли, деньги? Агата и так справляется с трудом».)
Между тем второй гость, распахнув чемодан, углубился в его недра: что-то подкручивал, подгонял, пока оттуда не послышался жёсткий, душераздирающий визг бормашины.
Флагман вымолвил что-то вроде: «Бссь!», его подчинённый вскрикнул: «Слушссь, тварщ гнерал!», щёлкнул каблуками и, не прощаясь, убежал.
Так что инструктаж проходил на фоне пронзительной зубоврачебной тоски. Турбанов не сразу к ней приноровился и потому не смог расслышать торжественное начало генеральской речи.
В ней была ещё одна особенность: Флагман говорил удивительно гладко и монотонно, словно зачитывал вслух казённый документ, хотя никакую бумагу перед глазами не держал, а глядел прямо перед собой. Однако время от времени он как-то странно смаргивал и кое-что пояснял своими словами, резко переходя с официального стиля на этакий свойский жаргон. Оставалось предположить, что генерал пользуется электронными линзами и читает с помощью встроенного текстового суфлёра.
«…Ввиду нарастающих финансовых рисков и настоятельной необходимости срочного укрепления национальной финансовой безопасности, а также в целях предотвращения утраты подавляющей части валютных резервов высшего эшелона… Ну, в том смысле, чтобы не попасть на бабки всей страной. Офшоры-то – всё, каюк, накрылись медным тазом. А эти пидоры под видом политики могут всю нашу капусту зажать… Так. В ходе оперативных вербовочных мероприятий, позволивших привлечь к сотрудничеству официальное должностное лицо из кабинета министров Великобритании, удалось достичь… Короче, наши смогли прикупить одного важного кента, а он втихую надавил на один козырный банк… Достигнутая договорённость позволяет осуществить безопасное разделение средств национального валютного фонда между четырьмя бенефициарными владельцами на четырёх банковских счетах, координируемых и управляемых чрезвычайным финансовым агентом. Вышеназванный чрезвычайный финансовый агент… Ну, это лично вы имеетесь в виду, Сергей Терентьевич, поздравляю с назначением! – Тут генерал Флагман предельно осклабился и произвёл на свет, наверное, самую сладкую улыбку, на какую только был способен. – Так… Ну, здесь длинно, я скоро закончу… Сохранить названные средства не только в случае прогнозируемого финансового коллапса, на стадии частично контролируемого социального хаоса внутри страны, но и с приближением более высокой опасности…»