Поежился, ночь выдалась студеной. Заставил себя встать, прикрыть створки окна.
На Голгофу толпами не ходят,
Узок путь, всего для одного.
И, уже засыпая, когда сознание начало мерцать, пришли две недостающие, не принадлежавшие мне строки:
Веру и любовь возьми в дорогу,
Кроме них нет в жизни ничего…
Люди не готовы к Судному дню, поэтому он все время откладывается. Когда одну молодую женщину приговорили к смертной казни, за остававшиеся до ее исполнения две недели она сумела прожить долгую жизнь и взошла на эшафот глубокой старухой. Со мной ничего подобного не случилось. Проснулся утром, посмотрел на календарь… а там пятница! Неожиданно и очень некстати. И пожаловаться на такую несправедливость некому. Уехав, как он сказал, на денек, любезный хозяин дачи так ни разу больше и не проявился. Не звонить же в самом деле обеим Анькам, чтобы они меня пожалели!
Пряча лицо под полями Гришкиной шляпы, до города добрался на электричке. Чтобы не светиться в метро, взял на вокзале такси. Хоть и оброс серебрившейся щетиной, любопытствующие узнать могли. Чувствовал, что в манере себя вести появилась какая-то неуверенность, а это то, на что клюет полиция. Отвезут для выяснения личности в отделение, и с участием в шоу можно будет проститься.
Потерявшие мой след журналисты сняли осаду дома. В подъезд я скользнул серой мышью, как вдруг что-то необычное заставило меня обернуться. На своем обычном месте у мусорных баков замер оранжевый мусоровоз. Аристарх сидел у забора детского сада и не спеша покуривал. С неба сеял через мелкое сито нудный дождичек, но его это не трогало. В непромокаемой куртке цвета любимой машины и бейсболке с длинным козырьком он не уступал спокойствием египетскому сфинксу. Задумчив был и грустен, я заметил это сразу, стоило мне опуститься рядом с ним на скамейку. Руки сложил на груди, сигаретка в зубах, созерцал с видом ценителя живописи пейзаж с помойкой.
Не отрываясь от этого занятия, заметил:
— Я так и думал, что ты скоро появишься!
— Что вдруг в неурочное время? — поднял я воротник плаща.
— Жильцы нажаловались, мол, гремлю с ранья железом, мешаю спать… — Помолчал, прежде чем продолжить. — Последний день работаю. Компанию по вывозу мусора, она принадлежала мне, продал, теперь сам увольняюсь. Одно дело ездить по притихшей Москве на рассвете и совсем другое нюхать часами в пробках бензиновую гарь…. — Скривил в усмешке губы. — Хотя, если честно, причина в другом! Грязь не на улицах, грязь в душах, моими стараниями ее оттуда не выскрести. Когда начинал возить мусор, думал, будет хоть немного чище… не получилось! — Снял бейсболку, провел влажной ладонью по коротко стриженной двуцветной голове. Лицо его, и без того худое, еще больше осунулось, щеки ввалились. — Осень на дворе, надо что-то решать!
Какой-то жирный прыщ на джипе отчаянно сигналил, требовал, чтобы мусоровоз освободил дорогу. Вылез, кряхтя, из машины и с грозным видом направился к нам. Аристарх и ухом не повел. Сплюнул на землю.
— Не маленький, объедешь!
И посмотрел на мужика так, что тот понял: семь верст для бешеной собаки не загогулина. Здоровьем решил не рисковать.
— А у меня сегодня… — начал было я, но Аристарх бесцеремонно перебил:
— Знаю! Твоими фотографиями в газетах можно стены обклеивать. Как поганый ящик ни включишь, бухтят про ваше долбаное шоу. Ребята в гараже скинулись по двести целковых и поставили в тотализаторе на то, что большинство скажет «да», уж больно ты надоел. Жаль только, выиграют гроши, все мои знакомые уверены, что тебя вздернут, и правильно сделают.
— Это почему же? — удивился я, не скрывая обиды.
— Да потому, что нормальному человеку в российском шоу-бизнесе делать нечего, — отрезал Аристарх, — а ненормальному так и надо! — Посмотрел в затуманенную дождем даль, как если бы стоял на мостике корабля. — У меня на авианосце есть доверенный человечек, за хозяйством приглядывает. Вчера позвонил, говорит, люди на борт просятся, те, кому невмоготу в гребаном обществе жить. Спрашивает, гнать их взашей или принять. Как думаешь?
Посмотрел на меня с прищуром.
— Я бы… я бы разрешил остаться, идти им больше некуда…
— Только не им, Дэн, а нам!.. Так я ему и ответил. Кто бы мог подумать, что превращусь в наследника старика Ноя, а моя посудина — в новый Ковчег! Не заметили мы за суетой, а потоп-то уже в самом разгаре… — Поднялся с лавки и нахлобучил на глаза бейсболку. — Позвони, когда закончится твой балаган! Билет на самолет забронирован, а там вертолетом…
Достал из нагрудного кармана комбинезона и сунул мне в руку визитную карточку. Под именем и фамилией стояло золотом: мусорщик, а ниже, маленькими буковками: кандидат биологических наук, профессор.
Могло случиться, что расстаемся ненадолго, но я все равно его обнял. Аристарх похлопал меня по спине:
— Давай, Дэн, удачи!
И шагнул к машине, но я его окликнул:
— Слушай, ты ведь не веришь в предрассудки, правда? Женщина на корабле беду не приносит…
На губах Аристарха проступила медленная, немного грустная улыбка.
— Никаких проблем, будет тебе второй билет! В Библии сказано: семь пар чистых и семь нечистых, а уж какие вы, разбирайтесь сами!
И полез в кабину. Двигатель дыхнул солярой, и мусоровоз отвалил от помойки, как уходит в плавание океанский корабль. Туда, где поет в снастях тугой, теплый ветер, где по ночам фосфоресцирует море и хочется дышать полной грудью. А я пошел бриться и приводить себя в порядок. Такова традиция: моряки перед тем, как принять бой, переодеваются во все чистое. Стоял под душем и думал о том, что ни о чем не хочется думать. Время, перестав делиться на часы и минуты, застыло студнем. Я отогревал его горячими струями, но оно вконец обленилось и отказывалось идти. Потом долго и тщательно скоблил бритвой подбородок. Цветущим меня никто никогда не называл, но до теней под глазами раньше как-то не доходило.
Телефонный звонок застал меня за кофе. Майский сказал, что машина придет в четыре и посоветовал хорошенько отдохнуть.
— Не хочу расстраивать, но томным вечер не будет.
Остряк-самоучка! Второй звонок раздался тут же после первого, и я подумал, что тезка кота хочет меня еще чем-то порадовать, но это был не Леопольд. Совсем не Леопольд.
— Здравствуй, Дэн, — произнес женский голос тихо, как если бы пробился ко мне через толщу столетий, — это я!
Именно эти слова мне очень надо было услышать! Дыхание перехватило, но старчески сентиментальным я еще не стал, и до слез я не докатился. Хотя они готовы были навернуться.
— Ну, слава Богу, — продолжала Аня, — столько раз звонила, но ты не брал трубку…
Ответ был готов: я так тебя ждал! Но в горле пересохло, и удалось лишь выдавить: